Мэйбл фыркнула:

– Не сомневаюсь, только мне это уже не интересно. Конечно, в Венеции я могла бы познакомиться с красавцем-гондольером, который пригласил бы меня на ночную прогулку по каналам, но разве это возможно, когда у тебя на шее – трое детей и муж. Он, кстати, все время требует, чтобы я ему переводила! Иногда мне кажется, что Джефф не пропускает ни одного объявления, ни одной похабной надписи на стене – все-то ему надо знать!

Услышав эти слова, Глэдис невольно рассмеялась, но тут же спохватилась и даже покачала головой. Мэйбл любила поговорить о мужчинах, но это еще полбеды. Глэдис знала, что у Мэйбл было несколько далеко не платонических романов. Мэйбл сама рассказывала об этом Глэдис в минуты откровенности, и, говоря по совести, Глэдис не знала толком, как тут реагировать. А заявление Мэйбл, что эти интрижки, как ни странно, укрепили ее брак с Джеффом, повергли Глэдис в настоящее недоумение. Она не понимала, как измена может сделать отношения между супругами более доверительными. Впрочем, ее к подобным эскападам не тянуло; вряд ли Глэдис решилась бы на что-то подобное, даже если бы почувствовала, что их с Дугласом брак дал трещину. Но и легкомыслие Мэйбл она осуждать не могла.

– Может быть, Италия настроит твоего Джеффа на романтический лад, – заметила она, вешая фотоаппарат на плечо, поглядывая с высоты своего роста на маленькую, энергичную, напористую Мэйбл. Именно благодаря своему бурному темпераменту она когда-то блистательно выступала на судебных заседаниях. Глэдис никогда этого не видела, но очень хорошо себе представляла, что творилось в зале суда, когда Мэйбл получала слово. Наверное, она начинала рассыпáть искры вокруг себя. Обмануть или ввести ее в заблуждение с помощью полуправды было нелегко даже ее мужу. Она умела быть верной подругой тем, кто относился к ней серьезно и искренно, и, несмотря на все свои жалобы, оставалась заботливой и преданной матерью.

– Даже переливание крови от венецианского гондольера не способно сделать Джеффа Джонса романтиком, – отрезала Мэйбл. – К тому же дети будут с нами все двадцать четыре часа в сутки, так что особенно не разгуляешься. Кстати, ты слышала, что Льюисоны разводятся?

Глэдис кивнула. Обычно она не придавала особого значения сплетням и слухам. Подробности жизни случайных знакомых занимали ее мало.

– Так вот, Дэн пригласил меня на обед! – с плохо скрываемым торжеством заявила Мэйбл, и Глэдис пристально на нее посмотрела.

– Правда? – спросила она, лукаво улыбаясь.

– И нечего на меня так смотреть! – ответила Мэйбл, притворяясь сердитой. – Ему нужно плечо, чтобы выплакаться всласть, к тому же я ведь юрист. Думаю, Дэн не прочь получить от меня пару бесплатных советов.

– Расскажи это кому-нибудь другому, – сказала Глэдис. Все же она была совсем не глупа и кое-что понимала в том, как устроены мужчины. – Уж я-то знаю, что ты всегда нравилась Дэну.

– И он мне тоже нравится, так что с того? Я подыхаю со скуки, а он, бедняжка, ужасно страдает... Ведь его бросили, предали, фактически выставили из дома! К тому же совместный обед – это такая мелочь. Не ложусь же я с ним в постель! Поверь, слушать, как мужик жалуется на то, что жена его оскорбляет и обманывает, вовсе не так увлекательно. Во всяком случае, меня это не возбуждает. А сейчас Дэн ни на что большее просто не способен. Из достоверных источников я узнала, что он все еще надеется помириться со своей Розали. Я слишком себя уважаю, чтобы служить для кого-то запасным аэродромом.

Но Глэдис, внимательно наблюдавшая за Мэйбл, заметила, что ее подруга оживлена больше обычного, словно вопреки своим собственным словам надеялась закончить обед с Дэном в каком-нибудь мотеле. Если верить Мэйбл, то собственный муж уже давно перестал ее интересовать. Глэдис не очень этому удивлялась. Джефф Джонс, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, был все еще хорош собой, не обладал удивительной способностью распространять вокруг себя скуку. Но Дэн Льюисон?! Нет, это было ей непонятно. Глэдис подумала, что так и не знает, какие мужчины нравятся Мэйбл.