– Мне в тот момент это всё было не интересно, у меня было много работы, я привык к своему образу жизни, который выстроил так, как мне нравится и как мне удобно. А Лагутины мне не понравились, и общаться с ними не возникало ни малейшего желания.

– Но вы же в то время знали об условии Уайли – Купера?

– Конечно. Знал с самого детства. Но интереса у меня это не вызвало, как не вызывало и у моих родителей. Наша ветвь давным-давно утратила право вести записи, жизнь очень изменилась, потомки Джонатана Уайли родственные отношения почти не поддерживали. А деньги, о которых идет речь… Да, они весьма существенны, но не для меня. После гибели родителей и продажи бизнеса отца у меня осталась такая сумма, которой при моем более чем скромном образе жизни хватило бы еще лет на сто, даже если бы я не зарабатывал переводами. А переводы приносят мне весьма неплохой доход. В общем, вся эта волынка с завещанием Уайли – Купера как-то прошла мимо моего сознания. Мне это было просто не нужно, я считал это блажью чудаковатого старика.

– Ну да, ну да, понимаю, – задумчиво покивал полковник. – Мадам давно умерла, а Ульяна… Может быть, она могла бы рассказать? Или вы с ней в контрах?

– Она не расскажет. Для нее это вопрос денег, и отдавать их она не намерена.

– Неужели вы думаете, что она возьмется выполнить такую работу? Хотя… Почему бы и нет? – ответил он сам себе. – Она толковая, всегда работала, вот вы говорите, что она и в Штатах быстро нашла для себя дело и не бедствовала. Она бы справилась, я так думаю. Значит, вы считаете, что она хочет получить деньги Уайли – Купера?

– Я в этом уверен.

– А вам эти деньги для чего? Вы же только что мне заявили, что у вас средств более чем достаточно. Зачем вам ввязываться в эту канитель? Да еще таким сложным манером. Ульяна-то, поди, и без того располагает всеми нужными сведениями, сядет да и напишет. У нее перед вами огромное преимущество, вы за ней все равно не угонитесь. Если она чего-то по малости лет не знала или не понимала, так Зинаида после отъезда из России уже сто раз ей все рассказала и разобъяснила.

Бог мой, как же я устал! У меня просто нет сил рассказывать еще и об этом! Юрист тоже никак не мог взять в толк, для чего я все это затеял. И я решил ответить так же, как ответил Андрею Сорокопяту:

– Это личное.

Заметив, как похолодели ясные внимательные глаза Бычкова, я добавил:

– Если вам интересно, я обязательно расскажу почему. Но не сегодня, хорошо? И потом, вы же сами заметили, что в нашем роду регулярно появляются эксцентричные особы. Считайте, что я просто чудак. Сумасшедший миллионер.

Взгляд Бычкова немного смягчился.

– А вы действительно миллионер? В прямом смысле, не в переносном?

– Действительно. Что, верится с трудом?

– Честно говоря – да. Вот вы живете в дорогом отеле, но не в самом дорогом. И лимузина с водителем у вас нет, иначе вы не поехали бы со мной в моем джипе. Живете затворником, зарабатываете переводами… Как-то не вяжется одно с другим. Конечно, про мигрень вы мне объяснили, и одинокий образ жизни я понять могу, но все остальное… Нет, не укладывается у меня в голове.

Он мне не поверил. Жаль. Впервые за все мои приезды в Россию я встретил человека, с которым мне хотелось бы продолжать общение. Болезнь и особенности характера сделали меня капризным и привередливым, я с трудом выстраивал отношения с теми немногими людьми, которые не вызывали у меня отторжения или раздражения, а такие люди попадались на моем жизненном пути с каждым годом все реже и реже. Назар Захарович мне понравился, его ум был достаточно острым, чтобы улавливать нюансы, скрытые за словами, и не требовать подробностей, не имеющих решающего значения для понимания смысла. Этот человек не был излишне любопытен и навязчиво многословен. Одним словом, он мне полностью подходил.