– Мам, прекрати ты эти газеты читать. Какой там жизни не знаешь?

– Не перебивай женщину, которая тебя родила! Я не закончила.

– Ну мам!

– Не мамкай мне тут. Вот подождал бы месяцок, и льва родили бы.

– Львицу.

– Ты что мне нервы тут мотаешь, бестолочь?

– Молчу-молчу.

– Алиса бы наша тогда была благородная, энергичная, еще… еще… так, где эта газета? – Клавдия Петровна начала искать в стопке газет, лежавших на подоконнике, нужную. – Нашла! Очки мои с кухни принеси.

Сынка в темпе вальса метнулся на помощь маменьке.

– Львы готовы взять на себя ответственность, – продолжала она культпросветзанятие, только теперь читая газету, – и повести людей за собой. Приятный и легкий характер. Преданность. И готовность прийти на помощь близким. А у тебя близнецы, тьфу ты! – Санёчку прилетело по голове скрученной газетой. Совсем о будущем не думаешь.

– Так говоришь, будто все от звезд твоих зависит.

– Звезды не врут. И карты тоже. Пойду вечером к Анне Антоновне. И ты со мной. Будущее раскидает тебе…

– Я к этой ведьме не пойду, бздит она все.

– Карты не врут, сын!

– Еще как врут!

– Поговори мне тут.

– Ага-ага, и не очко обычно губит, а к одиннадцати – туз.

– Чего-о-о?

– Да ничего-ничего. Это я так.

– Смотри не нажрись сегодня, свадьба у тебя завтра. Не позорь меня перед приличными людьми. Новиковы – не последние люди в городе так-то.

– Одно другому не мешает. Еще я перед этими буржуями не стелился.

– Я тебе помешаю. Я тебе так помешаю, сволочь! – Клавдия Петровна начала хлестать сына кухонным полотенцем, что ждало своего часа на плече женщины. – Женись хоть по-человечески! Тебя, дурку, в приличную семью приняли, а ты…! Тьфу ты!

Концерт по заявкам был окончен. Кольцовы разошлись по своим делам. Клавдия Петровна отправилась к гадалке, а Санёчек – курить на лавочку во дворе.

– Зефир, ну как тебе? Жоних?

Собака задорно гавкнула один раз и начала игриво метаться из стороны в сторону, то застывая в моменте, то резко перемещаясь в другую точку.

– Так… так… так… не скачи на меня, а то мать из дома выгонит, если костюм избуздыкаю. Пойду лучше сниму! Жди меня здесь! – он ткнул пальцем в нос собаке. – Я еще не закончил!

Пока Санёчек переодевался в домашне-выходной спортивный костюм, старая Nokia своей вибрацией пыталась вызвать землетрясение в Белосветске. На экране высвечивалась надпись «Дон Гусито».

– А ты че не позвал, Зефир? Тут вон уважаемый человек аж пять раз названивал, а ты ни слуху ни духу, – собака смотрела на своего хозяина непонимающе, Кольцов набрал обратно другу. – Алле-малле!

– Ты че там дома сидишь, женишок? У тебя ж последний день холостяцкой жизни. Сейчас будет предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

– Ну-ка!

– Нам нужен мальчишник.

– А че? Я за!

– Выезжаю!

– Давай ускорься, а то мать вернется и на замок меня посадит.

– Свободного духом человека не удержать в клетке.

– Слышь, философ, заводи свою «жигу» и тащись сюда.

Из всех подруг матери Санёчек уважал только Елену Максимовну, чьи дары он разыскивал сейчас по всему дому. Тетка гнала знатное зелье, чистейший, как слеза, самогон, а мягкий-то какой, у-у-у-ух! Квест был не из простых, ибо маман знала, что лучше сей артефакт припрятать понадежнее, ибо добравшийся до него сынка не будет церемониться. Кольцов тщательно исследовал все известные ему нычки – и вуаля, целый литр оказался в руках. За забором обозначил свое присутствие Кузькин «жигуль», который извергал какие-то жесткие мотивы на ломаном французском, отчего Зефир снова негодовал. Санёчек в спешке собирался, ибо решил дать пьянству знатный бой. Сегодня он вольный человек, а завтра окольцован. Жизнь уже прежней не станет. Отметившись звонком возлюбленной и ездой по ее ушам на тему вселенской любви и важности семьи (тут, конечно, пригодились постоянные напоминания цитат из «Крестного отца» его полоумным дружком), он смело выключил телефон. Путь его лежал в педовскую общагу. Гусёк нашел новых жертв, которые сами заплыли в расставленные им амурные сети. Главное теперь – залить в них побольше «батюшки сэма», а дальше уж дело техники.