8М3С7Q УКРQ!!4 736Я Ж937 9РУГQ3.
Бессильный что-либо понять, опять нахмурился.
– Ты был прав, – подбодрил его Андрей. – Здесь надо всё ненормальное поменять на похожее нормальное.
– Я был прав. – Малой кивнул, но хмуриться не перестал.
– На что похожа восьмёрка?
– На В?..
– Верно! – Андрей смело подписал букву В под восьмёркой. – А семёрка?
Малой запыхтел от натуги.
– На Т, – подсказал Андрей.
– Верно!
– Тройку меняем на Е и получаем…
– ВМЕСТО! – Малой сцепил руки и прижал их к груди. – ВМЕСТО!
– На что похожи два восклицательных знака?
– Ну… на П?
– На П!
Они с Андреем заменили цифры, спаренные восклицательные знаки и Q на обычные буквы, и загадочное «8М3С7Q УКРQ!!4 736Я Ж937 9РУГQ3» превратилось в чуть менее загадочное:
ВМЕСТО УКРОПА ТЕБЯ ЖДЁТ ДРУГОЕ.
– Я был прав! – ликовал Малой.
Андрей подождал, пока брат перепишет взломанную шифровку в тетрадь, заодно попытается восстановить недостающие буквы всего шифровального алфавита, после чего сказал ему, что он большой молодец.
– А что с укропом? – поинтересовался Малой.
– Ну, тут просто. Я уже понял.
– И я!
– Тоже понял? – прищурился Андрей.
– Да!
– И что ты понял?
– Пока не знаю. Но тут просто.
Глава третья. Вместо укропа
Сметая мусор полипропиленовой метлой, уборщик бормотал:
– Лучше уже не будет, а хуже уже некуда.
Ему нравилось убирать в овощном павильоне, и он задерживался здесь дольше нужного, перед тем как отправиться в мясной, где бетонный пол грязнее, а вместо сухих листьев и шелухи попадаются потроха и кости.
– Лучше уже не будет. – Уборщик посмотрел на выцветший транспарант «Котлы остановят заразу» с изображением полностью экипированного землекопа рабочей бригады и такой же выцветший транспарант «Рыть котлы патриотично» с изображением мастера-взрывника взрывной бригады.
Уборщик задумался, почему на транспарантах изображают рядовых землекопов и мастеров-взрывников, иногда попадаются машинисты и механики-водители, а вот диспетчеров сектора или, например, раздатчиков складского отдела он ни разу не видел. Толкового объяснения не нашёл и, сметая подсолнуховую лузгу, двинулся дальше между торговыми рядами. Да, в овощном павильоне ему определённо нравилось больше, чем в мясном или, например, вещевом, где вроде бы из мусора попадались только одноразовые стаканчики, бумажки и целлофановые упаковки, но всегда воняло дешёвой резиной, и надо ещё прикинуть, что воняет хуже: дешёвая резина или гниющие потроха.
Года два назад в вещевом павильоне все торговали сапогами – даже те, кто держал на прилавке какие-нибудь сумки и сапогами обычно не промышлял. Однажды там появились латексные маски стариков, надев которые любой издалека начинал походить на пожилого человека, но с масками быстро расправилась полиция, и что-то такое сейчас удавалось купить только из-под полы, хотя, наверное, уже не удавалось вовсе.
На рынке вообще многое переменилось. Раньше в любом павильоне встречались мелкие, втиснутые между обычными прилавками лотки изобретательных кустарей. Они предлагали домашний робот-пылесос, переделанный в радиоуправляемый рыхлитель грунта, другую хитроумно переоснащённую бытовую технику или, например, какие-нибудь мешочки с пахучей химией, которые не вредят человеку при жизни, а после его смерти, разложенные по карманам, отпугивают лис и собак. Кустарей давно прогнали, и за всем подобным теперь ходили в специальные магазины, где на каждом товаре красовалась гостовская печать. Ну или почти на каждом. От того времени на рынке остались бэушные телевизоры, микроволновки, постельное бельё и прочее, бэушным совсем не казавшееся, иногда запакованное в свежую обёртку и перетянутое подарочной лентой.