Все хорошо. Мой папа спасается от всех наших проблем работой. Он ей прикрывается от нападок судьбы, как щитом, и думает, что никто не замечает правды. А правда состоит в том, что от этого все равно не убежишь. Все проблемы твоей семьи все равно будут и твоими проблемами. Все, что имело место быть в прошлом, отныне навсегда будет с тобой.

И вот тебе семнадцать лет, вся жизнь впереди, но ты уже сломлена, вывернута наизнанку, опустошена и чувствуешь себя так, будто жизнь уже успела изрядно тебя помотать. Твои шрамы и рубцы; твое чувство вины, что ты живешь, а твоя сестра нет; твой так хорошо запрятанный гнев; твои темные, страшные до скрипа зубов, кошмары; твое тоскливое, серое одиночество никто не видит, кроме тебя самой. И когда ты смотришь в свое зеркальное отражение, ты все это видишь в глазах напротив и прячешь так глубоко, что кажется никто и не найдет, а если найдет, то не поймет, не примет, так же как не хочешь принимать это ты сама.

- Хо-ро-шо… - прошептала я вслух своему отражению, чтобы убедить себя в этом.

А когда я опять закрыла глаза, чтобы повторить это слово, как мантру, передо мной оказались серо-зеленые глаза, взгляд которых проникал внутрь меня и не совсем соглашался с моей жизнеутверждающей словесной позицией. Даже этот незнакомец знает меня лучше, чем я сама. Как можно с первого взгляда увидеть всю меня, рассыпанную кусочками пазла, и не имеющую сил собраться в целостную картину? Увижу ли я этого парня снова? Или эта мимолетная встреча сотрется со временем из моей памяти? И почему-то совершенно сознательно я противилась такому исходу. Во мне поселилась смутная надежда, что я с ним еще встречусь. И всеми силами я ее холила и лелеяла, сама толком не понимая зачем, как будто эта надежда была той соломинкой, помогавшей мне держаться на плаву в новом и одновременно таком знакомом для меня мире.

***

Алекс сидел на широком подоконнике в своей квартире. Река, которая была видна из огромного панорамного окна в его пустой квартире, казалась бесконечной. Куда ни взгляни, голубая прозрачная жидкость. Почти море. Но не совсем. У моря не видно границ, а у реки есть. Их видно, особенно с высоты седьмого этажа. А рядом дорога, тоже с границами. Границы нужно соблюдать. Хотя бы иногда.

Девушка, которую он подцепил в кафе после похода в кино с друзьями, вышла плавной, похожей на кошачью, походкой из ванной комнаты. Она сказала, что ей девятнадцать, Алекс соврал, что ему так же. Он оглядел свою находку. Фиолетовые волосы до плеч, зеленые глаза, смотрящие на него с хитринкой, и самое главное, она уже разделась и была в черном белье с Микки Маусами. Алекс любил, когда девушки сразу догадывались о действительном смысле чашки чая, на которую он их приглашал. Это было правильнее, чем играть в игру под названием “завоюй меня, если сможешь”. Вначале чашка чая и ничего не значащая болтовня, потом случайные касания, привыкание тела к телу, потом поцелуи, вначале безобидные, почти детские, а затем волнующие кровь, превращающие гладь воды в бушующие волны, и, наконец, то, ради чего все и затевалось. Из таких игр Алекс почти всегда выходил победителем. Вот и сегодня ему попалась классная цыпочка. Она знала, насколько хороша собой, знала, зачем пришла в этот дом. Ей хотелось чувствовать огонь внутри, так же, как и ему. Может, даже еще сильнее.

- Детка, ты прекрасна, - изрек Алекс, оглядывая свою сегодняшнюю подругу.

- Я знаю.

- Люблю скромных…

Они накинулись друг на друга, будто давно изголодались по тому, что должно произойти. Через полчаса они попрощались навсегда, не утруждая себя ничего не значащими разговорами. Алекс с початой бутылкой вина вновь сел на подоконник, удовлетворенный, но не слишком наполненный жизнью. Он смотрел вниз, на неизменно текущую реку, на машины, проносящиеся по шоссе, тянувшееся вдоль реки. Они все куда-то ехали, у них кипела жизнь. А здесь, в этой огромной квартире, отливающей холодным металлом, жила пустота. И Алекс все никак не мог ее чем-то заполнить.