Ко мне подходили другие старшеклассники, приглашали куда-нибудь вместе сходить, но я вежливо ссылалась на другие планы, которые нельзя отменить. Я продолжала общаться с Ритой и ее друзьями. В их компании я не чувствовала себя чужой, в отличии от остального класса, а особенно женской его части, которая недолюбливала меня и всячески старалась это показать. Кто-то отпускал пошлые шутки в мой адрес, кто-то испепелял взглядом и старался задеть побольнее. Мишель старалась больше и лучше всех, отпуская колкости по любому поводу и без повода. Лучше всего ей нравилось шутить про мою кукольную внешность. Знала бы она, насколько мне было это безразлично. Я всегда знала, что красива. Лет с четырнадцати на меня, еще маленькую девочку, стали обращать внимание мужчины. Не мальчики, проводящие большую часть своей жизни за компьютерными играми, а самые настоящие, взрослые мужчины. Поначалу мне это льстило, но со временем я поняла, что красота приносит не только счастье.

Я, воспитанная на сказках о принцессах, добрых и нежных, и принцах, ведущих себя как джентльмены, поняла, что в современном мире не осталось ничего, что хотя бы отдаленно могло бы напоминать о мире, полном чистой и настоящей любви. Каждый раз, когда одноклассницы в школьной раздевалке беседовали не о душевных переживаниях относительно мальчиков, а о том, кто раньше и в каком необычном месте лишилась невинности, в моей выдуманной сказочной вселенной вымирало очередное королевство. Знала, что глупо, знала, что это так наивно и по-детски, но ничего не могла с этим поделать. Воспитанная на романтической литературе, в душе я и сама стала романтиком, сторонясь приземленности. И кто бы знал, как это тяжело, жить в такие времена, когда все эти глупые мечтания о принце уже давно не ценились.

Может быть, поэтому я так часто думала о Ване. Он был не таким, как остальные парни. Не таким, как Алекс, который увидел во мне лишь очередную красивую девушку. Ваня увидел меня изнутри. Ту девочку, которая пряталась за своей внешностью, как за ширмой, ту девочку, которая была заточена в темнице и так боялась из нее выйти, хотя все двери были давно уже открыты.

Я столько раз репетировала перед зеркалом тот момент, когда я подойду к Ване и напрямую спрошу, почему он избегает меня. Но каждый раз, когда я намеревалась задать этот важный вопрос в школе, я позорно отступала в самом начале, боясь услышать ответ, который мне не понравится. Если он видел меня настоящей, вряд ли ему это пришлось по душе. Даже мне это было не по душе.

Мне не с кем было обсудить то, что я чувствовала. Лучшая подруга еще не прилетела из Америки, и я не хотела отвлекать ее, сама не зная чем. А мама была от меня еще дальше, в той стране, где не прислушивались к чувствам дочери, где существовало лишь странное, ничего не видящее вокруг себя, материнское эго.

И вот я находилась одна, наедине с бурей эмоций внутри меня, в полном неведении о том, как перестать думать о парне, глазеющим на меня, но не разговаривающим со мной, и стоит ли переставать это делать, если он мне действительно нравился. Удивительно, как я еще не свихнулась.

На уроке русского языка, когда учительница оставила нас одних для самостоятельной работы над упражнением, Рита шепнула мне в ухо:

- Он так смотрит на тебя, как будто съест.

- Кто? - спросила я, задумчиво выводя карандашом незамысловатые рисунки на полях тетради.

- Ваня. Только не оборачивайся, а то он поймет, что мы с тобой о нем разговариваем. - Кончик моего карандаша сломался. Рита хитро посмотрела на меня. Мое лицо красноречиво говорило обо всем, что ей хотелось знать. - Ну признай, что он тебе нравится...