– Это. Мой. Город, – отпечатал я каждое слово. – Никто и ничто не выселит меня из него. Никто и ничто не заставит меня бояться: подворотен, полей или каналов Питера. Я должен знать, что приму любой вызов. Откуда бы этот вызов не пришел.

С минуту мы со Шпалой молча сверлили друг друга взглядами. Джо изучал потолок: белые фигурно-выпуклые квадратики, кажется, несли в себе глубокий смысл.

– Как был без башни, так и есть, – хмыкнул Макс. – А красноглазище наш на вопрос не ответил, на клыки крючок повесил.

– Мне было любопытно, – Джо отвлекся от потолка, показательно зевнул. – Год назад я заметил за нашим простаком-попутчиком занятное свойство: он не воспринимал мое внушение.

Чего я сильно не люблю, так это когда говорят при мне и обо мне в третьем лице.

– Едри же пассатижи, Джо! – столику снова досталось от Находько. – Ты слово давал, что не причинишь вреда АБ!

Это утро било все рекорды по изменению моего отношения к этим двоим.

– П-ф-ф, – отмахнулся Женька. – Никакого вреда, сплошная польза. Мы наговорили лишнего при человеке. Я всего лишь попросил бы его забыть об услышанном.

– Когда Макс назвал тебя дохлым конем в пальто? – полюбопытствовал.

Заметим: я держал себя в руках. И коня огнегривого тоже. Чтобы он не вспылил, не устроил бучу в общественном месте, я подогревал ладонями глинтвейн. Очень полезное упражнение, одно из двух, изученных на первом занятии с Чеславом. Правда, планетник учил меня не на стеклянной кружке жар выпускать, а на куске гранита.

– Именно, – подтвердил Джо. – Видишь, АБ нормально реагирует.

Нормально. Только теперь или пить почти кипяток, или ждать, пока остынет.

Вспомнил то утро, тоже июльское, только годичной давности.

«Усатого прикрыл сегодня кто?» – про опоздание Макса на смену.

«Дохлый конь в пальто!»

Все, что могло вызвать удивление в этом обмене репликами, так это обращение: «Усатый», – от Женьки к Максу. У дилеров не приняты бороды и усы, должностная инструкция включает в себя пункт об аккуратном внешнем виде. В этот пункт включено и бритье.

Я услышал и забыл. Мало ли при каких обстоятельствах Митин видел Находько усатым. Может, еще до начала моей с ними совместной работы. А без подковырок эти двое и дня прожить не в состоянии.

– Я ща тоже норм среагирую: шею тебе сверну тощую, – дружелюбно оскалился Макс. – Тебе ж пофиг, куда таращиться.

– Ты не слушаешь, рассадник блох. АБ помнит дохлого коня, и мое внушение на него не действовало уже тогда. Недавно я убедился: не только мое. За одним исключением: духи вод.

Стекло в руках треснуло. Я поспешил отбросить кружку с недопитым глинтвейном, чтобы не обжечься и не изгваздаться еще сильнее. Это огонь меня не берет, а кипяток – вода. Вино в данном случае.

– Простите, пожалуйста, – повинился перед официантом. – Рука дернулась. Мы оплатим.

Тот шустро подбежал к живописным осколкам в луже цвета крови.

Не все Шпале посуду в кафешках бить.

Я не рассказывал никому, кроме домашних нечистиков, о том случае с чугунными русалками с Литейного моста. Ни Джо, ни жене его, ни Шпале. Так откуда Митин об этом «исключении» узнал?

И откуда у меня устойчивость к внушению, работавшая, по словам кровопийцы, задолго до обретения огня?

– Хорошая новость в том, что и их воздействие на тебя ослабло, – почему-то с укоризной глянул на меня Джо. – Практически сошло на нет. Откуда мне знать? Специфика моей чувствительности. АБ, скажи, у тебя есть какой-то оберег?

Я покачал головой.

«Сошло на нет», – хоть одна хорошая новость за утро, если мой немертвый коллега не солгал.