Часто усмешка барышням не к лицу, даже тем, кто считает иначе. Она кривит лицо, напрочь убивает «милоту». Ехидные «ведьмы» (не те, что ведают, а такие… по состоянию души) далеко не каждому мужчине по душе. Лену усмешка не портила. Добавляла экспрессии, «живости» белокожей певунье.

– Куда поехали? – поинтересовался. – И с какой целью?

– Ты меня пугаешь, – изобразила испуг немертвая девушка.

– Мне казалось, это я тебя должен опасаться, – широко улыбнулся. – Как и любой нормальный теплокровный парень.

– АБ – это от абсолютного балбеса сокращение? – Хелен покрутила пальцем у виска. – В университет поехали. На факультете мы сейчас мало кого найдем, вступительные в главном корпусе… Но кто-то наверняка будет. Нам и лучше, чтобы немного людей слонялось. Цель – ответы на твои вопросы.

– Слушай, как вообще можно ничего не знать о родном отце?

Лена вела резковато. Я бы занервничал от того, как она швыряла машину из ряда в ряд, без знания: за рулем нежить. Разумная нежить, с реакцией куда лучше, чем может похвалиться любая живая женщина за рулем.

– Кто сказал, что ничего? – пожал плечами, стараясь говорить, как о чужом человеке. – Знаю о предпочтениях в литературе, музыке, одежде, еде и даже опере. Привычки, причуды. Знаю его – домашнего. Знал… Работу же мать настойчиво просила оставляться на работе. То, что не оставить – держать в пределах его личного кабинета.

– И получалось? – она повернулась ко мне, перестав следить за дорогой; впрочем, на вождении это никак не отразилось. – Оставлять вне дома работу? Мой муж, не способный увлекаться, временами как вывалит на меня этого вашего игорного сленга, хоть повторно упокаивай.

Остроты у нее – само очарование.

– Раз я обращаюсь к тебе, получалось, – мрачно откликнулся.

Направляемая вурдалачкой тойота королла обогнала волгу с тонированными стеклами. В ответ на возмущенный «би-и-ип» Хелен выставила в окно средний палец. Не думаю, что водитель волги это увидел. И, подозреваю, самой Лене было плевать.

– Прекраснодушный доверчивый юноша со взором горящим и пламенным сердцем в груди, – почти пропела Хелен. – Так запросто выкладываешь самое сокровенное. В машину садишься к малознакомым девушкам. Знаешь, что говорят о таких, как наша семья? Что мы мстительны, мнительны и жутко злопамятны. И, когда нам это нужно, неплохие лицедеи.

Она потянулась ко мне, щелкнула зубами.

– Увезу тебя я в тундру на оленях утром ранним2, – напела с изрядным ехидством вурдалачка. – Затем убью, расчленю и съем.

– А разве для «съем» мне не положено быть живым? – решил подыграть ей. – Горячая, живая кровь. Нет?

– Думаешь, я с тобой шутки шучу? – мертвящим голосом спросила Лена. – Шутки кончились, мальчик, как только ты стал частью мира Ночи. Теперь: или ты жрешь, или сожрут тебя.

– Сейчас впечатлюсь, взорву бензобак, – ровно ответил. – Мне потом неловко будет объясняться с твоим мужем, но я справлюсь.

– М-м, – выражение лица нежити сменилось на мечтательное. – Это было бы красиво. Рада, что ты хоть немного просчитываешь варианты событий. На будущее: доверие – роскошь, не одаривай им первого встречного.

– Понял, – кивнул в ответ на испытующий взгляд.

– Клятву зачастую можно обойти, – не унималась вурдалачка, чем напомнила мне домашних «нечистиков», тех тоже хлебом не корми – дай нотацию прочесть. – Особенно легок обход, если оставить в клятве лазейку. А уж обратить против тебя твои же добровольные откровения – для такого не нужно быть мастером слова. Среди жителей Ночи простачков и дурачков мало. Не задерживаются они, не выживают.