– Потомственная, не потомственная… Разная у нас с тобой жизнь выйдет, благородие.

Только что передо мной сидела грозная валькирия, готовая буквально сжечь меня взглядом, – и вдруг потухла. Разом, в одно мгновение, как свечка, на которую дунул ветер… Похоже, я, сам того не желая, уколол ее в больное место.

– Насть, я…

– Да не надо, благородие. – Настасья печально улыбнулась и погладила меня по руке. – Все равно не поймешь.

– А ты покажи!

Мысль, зародившаяся мгновение назад, превратилась в идею. И сразу из идеи – в план. Пока еще смутный, неясный… Но почему бы и нет?

– Это как? – Настасья чуть отодвинулась и даже попыталась освободиться из моей хватки. – У тебя глаза какие-то… Ты чего задумал?

– Нормальные у меня глаза, – усмехнулся я. – Просто подумал – ну как-то же ты без меня отдыхаешь, развлекаешься?.. Ходишь на танцы?

– Ну… бывает, что и хожу.

– Отлично. – Я отодвинул кружку и поднялся из-за стола. – Вот их и показывай.

– Благородие, у тебя крыша уехала, – простонала Настасья. – Уже так далеко, что я и не вижу даже.

– А что тебе не нравится? – Я чуть повернулся перед зеркалом. – По-моему неплохо.

Образ получился если не стопроцентно достоверным, то хотя бы цельным. Джинсы, простенький шарф и кепка, закрывавшая козырьком лоб и даже глаза – если надвинуть пониже. Потертая куртка из кожи оказалась чуть великовата – похоже, Сенька был пошире меня в плечах. Но так даже лучше: пусть думают, что стащил у отца или старшего брата. Рубашку я оставил: ничего подходящего по размеру не нашлось – да и вряд ли кто-то станет приглядываться… А вечером на улице или в полумраке зала для танцев никто не отличит копеечную ткань от французской, которая стоит чуть ли не пятерку за погонный метр.

– На таксиста похож, – усмехнулась Настасья.

– Да хоть бы и на таксиста. – Я пожал плечами. – Главное, чтобы не на себя.

Отросшая за пару дней щетина не только добавляла мне пару-тройку лет, но и дополняла образ пролетария. Обычного парня из простых, который честно отстоял всю неделю в цеху за станком или таскал мешки на складе… а может, и правда крутил баранку.

Но чего-то все-таки не хватало… Только чего?

Ну конечно! Руки!

Выйдя из подсобки, я решительно направился к машине с раскрытым капотом. Провел ладонями по двигателю, собирая как можно больше маслянистой копоти, – а потом тщательно размазал по коже и стер оставленной на крыле тряпкой. Настасья наблюдала за всем этим со странной смесью веселья и недовольства на лице, но все-таки подсказала:

– Теперь иди и помой… Только раз, все не смывай. И одеколон на полке возьми. Наши как на танцы соберутся – всегда столько на себя льют, что дышать нечем становится.

Я послушно выполнил все указания до единого. Пахло от меня теперь как от целой парфюмерной фабрики – причем чем-то ядреным, чуть ли не выжигающим глаза и ноздри первую минуту или две. В общем, сомнительное удовольствие – но если уж надо…

– Прошу, сударыня. – Я протянул Настасье руку. – Изволите танцевать?

Она тоже успела переодеться. Конечно, не как на выход в высший свет – но тоже вполне симпатично. Светлое платье по колено, сапоги и приталенное пальто с двумя рядами серебристых пуговиц. Совсем новое – видимо, купила недавно сама.

Ходить в мастерскую или по своим делам в том, что дарил я, Настасья, похоже, стеснялась.

– Укутайся. – Я натянул ей на голову повязанный на плечи пуховый платок. – Замерзнешь.

– Так тут недалеко совсем, благородие…

– Это на машине недалеко, – усмехнулся я. – А мы пешком пойдем, через черный ход. У меня на улице целая «Волга» сатрапов. Ты часто видела, чтобы парни с завода приезжали на танцы с охраной?