Морозов, по всей видимости, впал в ступор, потому что долго молчал. Я спокойно считала секунды, намереваясь вычесть деньги за них из суммы аванса.

– Сообщаю также, – продолжила я, чтобы поскорее вывести клиента из шокового состояния и вернуть в реальность, – что Гольдберг непонятно где. Где его искать, неизвестно. Так что подумайте, имеет ли смысл продолжать расследование. Я за проделанную работу вам, можно сказать, отчиталась, могу вернуть неотработанную часть аванса и на том распрощаться.

Долгое сопение в трубке показало, что в голове Морозова происходит сложный мыслительный процесс. Руководителя народного коллектива откровенно душила жаба, и он колебался, делая мучительный выбор.

– Не надо аванса, – наконец произнес он. – Оставьте себе. И расследование продолжайте, пока хватит этих денег. Дальше посмотрим.

– Но вы понимаете, – кашлянув, пояснила я, – что поиск Гольдберга может занять довольно много времени. К тому же, если я найду его, это не означает, что я найду деньги.

– Я понимаю! – Морозов, кажется, начал раздражаться. – Я говорю – ищите! Если нужно будет, денег я добавлю.

И, посопев, добавил:

– Я очень хочу посмотреть в глаза этому человеку и подать на него в суд.

«Ну, смотреть в глаза такому человеку бессмысленно, – усмехнулась я. – Ему даже плюнуть в них можно – вряд ли он потеряет от этого сон и аппетит».

– Хорошо, я позвоню вам, когда будет надобность, – сказала я и отключилась, дабы не выслушивать бесконечное недовольное сопение.

Тем же вечером, чтобы не откладывать дело в долгий ящик, я собралась к сестре погибшего Вячеслава Карпинского. Время как раз было подходящее: скорее всего, к восьми часам она уже вернулась с работы. Собственно, кроме имени этой женщины и ее адреса, я больше ничего о ней не знала. Не знала, где и кем она работает, не знала, есть ли у нее семья...

Остановив машину у ничем не примечательной пятиэтажной постройки времен Хрущева, я поднялась на третий этаж и позвонила. Вскоре послышалось настороженное:

– Кто?

– Я к вам по поводу смерти вашего брата, – применила я довольно обтекаемую формулировку, чтобы избежать лишних вопросов.

Сестра Карпинского, Марина, выглядела усталой и погасшей. Она была одета в черный обтягивающий топ и красные шорты, и я обратила внимание, что у этой женщины хорошая, стройная фигура. Да и лицо сохранило следы красоты. На вид Марине можно было дать лет тридцать пять, хотя на самом деле, скорее всего, Марина была моложе. Она, наверное, недавно пришла с работы и умылась – на лице отсутствовал макияж, вместо него был наложен густой слой крема, что свидетельствовало о том, что Марина все-таки привыкла следить за собой. Об этом же говорили и модная стрижка, и профессионально выполненное мелирование.

Жилище Марины не отличалось особой роскошью. Видимо, братец не баловал сестру подарками со своих гонораров.

– Проходите, – скользнув по мне безразличным взглядом, пригласила меня Марина в кухню, которая оказалась примерно такой, как я и представляла: маленькой, тесной, со старой мебелью, оставшейся, видимо, еще от родителей. Но, проходя по коридору, я мельком заглянула в комнату и отметила, что в ней обстановка все же гораздо лучше. Там явно недавно делали ремонт, да и мебель была современная, и техника неплохая.

«Братец помог? Или своими силами справилась? А может быть, одинокая женщина нашла спонсора? А собственно, с чего я взяла, что она одинокая?»

Марина предложила мне присеть на табурет и поставила на плиту чайник. Затем достала из пакета ватный тампон и медленными движениями принялась стирать крем с лица. Покончив с этим занятием, она села напротив и вяло сказала: