– Господь, прошу тебя, не забирай ее у меня так скоро! – в отчаянии взмолился он, а далекий корабль уходил в бурю, капитан старался увести его подальше от смертоносного наветренного берега. Джим взглядом моряка следил в подзорную трубу за маневрами корабля. Том хорошо обучил его, и Джим понимал действие и противодействие сил ветра, киля и паруса. Он видел, насколько близок корабль к катастрофе.
Свет усилился, и теперь даже невооруженным глазом можно было следить за страшной борьбой корабля с бурей. Еще через час корабль по-прежнему находился в заливе, и Джим перевел трубу с него на черный, похожий на акулу остров Роббен, охраняющий выход из бухты. С каждой минутой становилось все очевиднее, что «Золотая чайка» не сможет выйти в море этим галсом. Капитану придется повернуть. У него нет выбора: дно под кораблем сейчас слишком далеко, чтобы попытаться снова бросить якорь, а буря неумолимо несет его на черные скалы острова. Если так пойдет и дальше, корпус будет разбит в щепки.
– Ну! – вскочил на ноги Джим. – Поворачивай! Ты убьешь их, идиот!
Он имел в виду и корабль, и девушку. Джим знал, что Луиза все еще заперта внизу, и даже если каким-то чудом она уйдет с орудийной палубы, цепи на ногах утянут ее вниз, едва она окажется за бортом.
Корабль упрямо шел прежним курсом. Поворот корабля в такой ветер означает смертельный риск, но капитан вскоре поймет, что у него нет другого выхода.
– Поздно! – стонал Джим. – Слишком поздно!
И тут он увидел, что началось: паруса провисли, их силуэт изменился – корабль разворачивался носом к буре. Джим, держа трубу дрожащими руками, смотрел и видел, как замедлился поворот. Наконец корабль застыл, все его паруса бились и хлопали, не давая возможности лечь на другой курс. И тут Джим заметил надвигающийся на судно очередной мощный шквал. Море у основания несущегося полога дождя и ветра вскипело, корабль накренился так, что показалось его дно, обросшее водорослями и ракушками. И тут его подхватил шквал. Судно исчезло, словно никогда не существовало. В отчаянии Джим ждал, когда оно снова появится. Корабль мог перевернуться вверх килем и даже вообще уйти на дно – он не знал, чего ожидать. Глаза его горели, перед ними все расплывалось, но он напряженно вглядывался в подзорную трубу. Шквалу, казалось, потребовалась целая вечность, чтобы уняться. Затем корабль неожиданно появился снова, но казалось, что это совсем другое судно, так разительно изменился его вид.
– Снесло мачты! – простонал Джим. Несмотря на вызванные напряжением и ветром слезы, которые текли по щекам, он не мог оторваться от окуляра. – И грот, и фок! Он потерял обе мачты!
Из раскачивающегося корпуса торчала только бизань-мачта, путаница парусов и тросов, свисавшая за борт, заметно замедлила ход корабля и его способность уваливать под ветер. Тот толкал корабль обратно в залив, но не на скалы острова Роббен, а прямо на рокочущий прибой у берега в том месте, где стоял Джим.
Джим быстро подсчитывал расстояние, углы и скорость.
«Выбросит на берег меньше чем через час, – прошептал он. – Да поможет Господь тем, кто на борту, когда произойдет крушение. – Он опустил трубу и обратной стороной ладони вытер слезы со щек. – И прежде всего, Господь, помоги Луизе».
Он пытался представить себе, что сейчас происходит на нижней палубе «Золотой чайки», но воображение ему отказывало.
Ночью Луиза не сомкнула глаз. Час за часом, пока «Золотая чайка» вздымалась и опускалась на волнах, натягивая якорный канат, а шторм безжалостно выл в ее снастях, девушка сидела под лафетом орудия, работая напильником. Она обернула цепь куском парусины, чтобы приглушить скрежет металла о металл. Но от напильника у нее на ладони появился волдырь. Когда он лопнул, ей пришлось прикрыть рану парусиной. Первый бледный отблеск рассвета показался в щели крышки орудийного порта, а цепь удерживала только тонкая полоска металла, когда Луиза подняла голову и услышала грохот, который ни с чем нельзя было спутать, – гремела якорная цепь, – и топот босых ног матросов, работавших над ее головой за лебедкой. Потом на палубе послышались возгласы офицеров и шорох: матросы поднимались на мачты.