В шед кто-то зашел, Валя оглянулась. Это был Эдик. Ночью ему снились горы, каменная деревня над пропастью и речкой, он оказался в одном из этих домиков, прилепившихся к склонам. Напротив сидела смуглая женщина в платке. Пришел мужчина с мотыгой. Эдик ждал удобного момента, чтобы выхватить мотыгу, недоумевая, где он оставил свой автомат. Но мужчина был настороже. Он спросил, что солдату здесь надо? «Я тебе дам молока», – сказала женщина, поглаживая руки с вздутыми венами на коленях. Мужчина явно готовился употребить свою мотыгу. Эдик покачал отрицательно головой. «Можешь идти», – сказала женщина. И он вышел. Медленно шел улицей между каменных домиков. И ему удалось выбраться оттуда. И уже он летел в самолете. Но в самолете были чужаки: мужчины в белых длинных одеждах, с замотанными головами. И самолет летел совсем не туда, куда ему было нужно. Нет, нет, не туда. Он немел от ужаса.

– Как тут у тебя продвигаются делишки? – спросил Эдик, медленно проходя между клетками.

Валя молча глядела на него.

– Ну что ты смотришь, карие глазища? – насмешливо спрашивал он, подойдя уже вплотную и взирая сверху.

Валя разогнулась.

– Толстеют наши шоколадки! – воскликнул он, щелкнув по ближайшей сетке пальцами. – Да, а вот как раз у меня тут… – говорил он, запуская руку в карман синего комбинезона и внимая что-то. – О-па! Шоколадка завалялась. На, бери. Ну, чего испугалась? Думала, как фокусник, выхвачу зайца за уши? Новозеландца?

Смеясь, он протягивал Вале шоколадку.

– Бери, бери, твой-то тебя не балует. Хотя, я смотрю, он какой-то вообще… лох печальный, а?

– Он учитель, – ответила Валя, принимая суровый вид.

Эдик присвистнул.

– У-чи-и-тель?.. Ну и ну. А похож на ученика, двоечника. Как это говорится, вечный студент, да?.. Ну держи, держи, чего ты?

– Маме отдайте, дяденька, – попросила Валя.

Эдик ухмылялся, почесывая бакенбарды.

– Да она у меня не последняя. Бери и кушай. И не называй меня так. Не маленькая уже. На. Ешь. – И он почти ткнул шоколадкой ей в лицо.

Валя взяла, глядя в сторону.

– Давай, давай, кушай. А то вернется твой лох печальный, отберет, хоть и учитель.

– Я потом, – сказала Валя.

– Нет, ты сейчас, – настаивал Эдик.

– Ну, это… мне работать надо, дяденька.

– Блин! Я же тебе сказал? Сказал, а?

И Валя принялась разворачивать шоколадку, шуршать золотцем. Эдик, прищурясь, наблюдал. Она осторожно откусила краешек плитки.

– Да ты не стесняйся… И ничего и никого не бойся. Лоха своего не бойся. Никого. Это я тебе говорю. Бьет он тебя?

Валя испуганно замотала головой.

– Ладно. Но если что – мне говори. О’кей?

Валя кивнула.

– Договорились, – внезапно почти сладким голосом протянул Эдик и погладил темную прядь ее волос.

Валя отшатнулась.

– Ну, ну, ровно жеребчик, – вкрадчиво задушевно продолжал Эдик. – Зачем же так?.. Как будто необъезженная, а? Ну, ну, будь хорошей, во мне-то сил поболее, чем в лохе печальном.

Бледнея, Валя отступала. Эдик приближался. Она еще ела шоколадку как бы во сне.

– Нет, ну точно, как необъезженная кобылка-то. А? А? Ну, не дури, иди сюда. Все будет хорошо, знаешь, как в песне поется.

Валя дернулась от его рук, ударяясь о клетки. Шоколадка выпала.

– Э! Ты клетки свернешь, кобыла! Ну чего? Не строй из себя цацу!

По щекам Вали потекли слезы.

– Дяденька, дяденька, – бормотала она, еще дожевывая шоколад.

– Да что за черт! – не выдержал Эдик. – Что? Необъезженная?

Валя, внезапно сообразив, что он имеет в виду, закивала энергично и вправду делаясь похожей на лошадку, пони.

Эдик выпятил нижнюю челюсть.

– Да ну?..

– Вот истина, – откликнулась она и перекрестилась.