– А мы вот курим с Эдиком, – сказал он. – Потому что здесь, как на фронте. Это не я придумал. Эдик. А он знает в этом толк.

Вася покосился на него.

– Воевал?

Борис Юрьевич кивнул. Еще некоторое время молчали, слушая врывающиеся трели жаворонков. Вася не хотел спрашивать, но не удержался и спросил:

– На Донбассе?

Борис Юрьевич посмотрел на него.

– Почему ты решил… Нет, в Чечне. С тех пор у него дикая аллергия на мусульман.

Снова молчали.

– Интересно, – вдруг сказал Вася, – а какая вера в Новой Зеландии?

Борис Юрьевич хмыкнул, пустил дым вверх.

– Кроссворд, что ли, в вагончике остался? – спросил он.

– Да так просто…

И снова они молчали. Выехали, наконец, на трассу. Борис Юрьевич включил приемник. Автомобиль набирал скорость. В новостях сообщали, что после ремонта и модернизации запущен Большой адронный коллайдер, а в Охотском море, в трехстах километрах от Магадана продолжаются поиски членов экипажа затонувшего автономного траулера «Дальний Восток», что указами Президента России Владимира Путина городам Старая Русса, Грозный, Гатчина, Петрозаводск и Феодосия присвоены звания городов воинской славы…

– Интересно, – опять подал голос Вася, – Грозному – за какую по счету войну?

Борис Юрьевич сразу не ответил, но позже сказал:

– Да, в качестве одного доброго совета. Не надо вообще что-либо говорить на этот счет Эдику. Ответ может быть непредсказуем.

– Я так понял, что с ним лучше вовсе не говорить, – откликнулся Вася.

– Нет, ну почему… Эдик хороший парень, по-своему добрый, отзывчивый, верный. И мастер на все руки. Мастер стрельбы тоже. Что в наших условиях немаловажно.

Колеса шуршали по асфальту, из приемника доносилась песня Газманова, потом пошла песня Скляра из группы «Ва-банк», пелось о том, что надо взять Манхэттен, ну а потом Берлин.

– Люблю этих ребят, – проговорил Борис Юрьевич, постукивая в такт пальцами по баранке.

– А я нет, – ответил Вася.

Борис Юрьевич навел на него темные стекла очков, в которых вспыхивали солнечные искорки.

– Дело вкуса.

Вася хотел разразиться целой речью по поводу этой группы и этой песни, но сдержался, подумав, что лучше промолчать, не влезать в идеологические споры, а то как бы это не навредило всему предприятию.

В город они въезжали под коротким веселым апрельским дождем. «Дворники» смахивали капли. Дождь стучал по капоту, крыше. Борис Юрьевич сказал, что разумнее всего будет высадить Васю на рынке, где много павильонов и с лодками и с продуктами, одеждой. А тем временем он раскидает мясо, завернет еще в одну контору и через час подъедет за Васей. Так и поступили.

Вася пошел к павильонам в своем зимнем драповом полупальто с цигейковым воротником, в большой вязаной шапке, с рюкзаком на плече, обругивая себя, что не надел брезентовую куртку. Но она была ужасно изгваздана.

– Хы, а теперь потей, дерьмо, зараза… – бормотал он и хотя бы шапку стащил с потной головы и сунул в карман. Но большая шапка торчала из кармана, почти вываливаясь. Пришлось переложить ее в рюкзак. На Васю насмешливо глядели какие-то черноволосые смуглые мужики, покуривающие у павильона с мягкой мебелью.

– Э, что ищешь? Валенки? – спросил один из них.

И остальные заулыбались. Вася посмотрел на него и ответил, что ему нужна лодка.

– А, ледокол? – спросил этот смуглый мужчина с тонкими усиками, попыхивая сигаретой, сверкая золотым перстнем в луче снова выглянувшего апрельского чудесного солнца. – На рыбалку в Ледовитый океан собрался?

Остальные смеялись.

Вася нахмурил белесые брови, глядя на них исподлобья.

– Правильно. Готовь телегу зимой, а ледокол летом. Так у вас, русских, говорится?