Борис Юрьевич снова просмеялся, впрочем, как-то невесело, жестко, уныло.

– Я и сам дверь отремонтирую, – сказал Вася. – Только инстрлумент нужен, доска хорлошая, гвозди.

– Найди ему все, – сказал Борис Юрьевич Эдику и вышел. – И пойдем со мной… подлечиться надо.

Эдик тут же просиял и, позабыв обо всем, устремился следом.

– Хых! Ха-ха-хи-хи-хи, – засмеялся Вася. – Вот кому лечиться уж точно позарез нужно. Дебил натуральный. Вместо мозгов вата.

Валя вздохнула.

– Он, Фасечка, затурканный просто, ему отдохнуть надо, уехать куда.

– …в Новую Зеландию! – выпалил Вася.

– Ну нате, нате, – говорила Валя, насыпая корм в миски, – ослики новозеландские, недокормленные…

– Хыхыхх-хы! – смеялся Вася.

– И как же они вас есть могут? – сетовала Валя. – Ушастенькие вы мои. Ослики печальные.

Кролики молча слушали ее, поводя мягкими ушами, сверкая белками круглых загадочных глаз.

Вася все смеялся. В конце концов он заразил своим смехом и Валю. И, отсмеявшись, она запела:

– Трудничкам-рабам Христовым / Попаси вам… – Тут она на миг прервалась, как бы съедая слово, – Фрол-то ваших лошадок, / Василий ваших коровок, / Настасья ваших овечек, / Василий свинок, / Никитий ваших гусяток, / Сергий ваших утяток, / Варвара ваших куряток…

– Ну? Ну, Вальчонок? А про новозеландцев нет? – спрашивал Вася.

Валя улыбалась.

– Не-а. Там дальше про Егория: «Святой Егорий в поле сам он отпущая-а-а… А в дом принимая-а-а». Одних – на волю, других – в дом.

– Так спой сама про новозеландцев, – посоветовал Вася.

Валя подняла брови.

– Как? Это же песня устоявшаяся. Мартыновна говорила, у них в деревне, когда она еще малой была, такую пели.

– Ну и что? Новые времена – новые песни, – отозвался Вася. – Вот пусть Егорий их и отпускает.

– Кого?

– Да новозеландцев – в поле. Или в море.

Валя упрямо покачала головой.

– Нету такого в песне.

– Так будет, – сказал Вася.

Валя посмотрела на него и ничего не ответила.

Оживший Эдик принес доски, инструменты и все положил в вагончике. Вася в обед взялся за ремонт, бурча, что так тут и принято: сами себе столыпинские вагоны ладят новозеландцы. Валя ответила, что это же для тепла, да и какой же вагон без колес? Никуда не уедет. Вася, вжикая ножовкой, сыпля опилки, возражал, что колеса дело плевое. Стоял-стоял столыпин на запасном пути – и вот его модернизируют и опа, наш паровоз, вперед лети, в ГУЛАГе остановка, другого нет у нас пути, в руках у нас листовка: восемьдесят пять процентов новозеландцев поддерживают и одобряют модернизацию столыпина, вперед, на Берлин! Спасибо деду за победу и лично президенту за новые победы над голландцами, хохлами и пиндосами в Сирии.

Валя восхищенно слушала.

Вася примолк, утомившись работать ножовкой, смахнул с носа опилки.

– Фасечка, ты так много знаешь, – сказала Валя. – Против кого ты все время говоришь?

– Да про Обло-Стозевно-и-Лаяй.

Валя поежилась.

– Ой…

– Еще бы, – согласился он, примеривая отпиленную доску к двери. – Чудище хитрое, изворотливое. Под предлогом защиты обирает новозеландцев, бодается рогом со всем миром, чтобы еще страшнее было.

– А у него рог есть?

– А как же.

– Один? – уточнила Валя.

Вася на миг задумался.

– Нет, тогда это будет единорог – зверь благородный, а этот зверь паршивый, вонючий, с прилипшим к шерсти дерьмом. Два у него рога. И два подбородка.

– Черт? – спросила Валя.

– Черт – детская выдумка против него. Нет, у него рога не параллельно, а перпендикулярно.

– Как это? – не поняла Валя.

– Так, – сказал Вася и приложил к носу одну ладонь, к ней вторую.

– Как у этого… ну… ну… такого… в панцирях… маленькие глазенки.