Я взяла с собой несколько пустых бланков для допроса, пару запасных ручек, настольную книгу следователя и аккуратно сложила их в портфель.

Когда мы вышли из здания отдела полиции, на парковке нас уже ждал водитель. Дорога заняла около двадцати минут. На протяжении всего времени в воздухе висело неловкое молчание, пока его не прервал водитель:

– Ну все, приехали! Вы там надолго? Я тут хотел «сгонять» кое-куда по делам… – произнес он, заглушив двигатель автомобиля и закуривая сигарету.

– Примерно часа на два, – уверенно сказала я, понятия не имея, сколько по времени займет весь процесс.

Мы вышли из машины и направились к металлической входной двери, над которой громоздилась табличка с выцветшими буквами «Следственный изолятор».

«Фух, первый этап завершен», – подумала я, ожидая, когда массивная металлическая дверь распахнется. Мне было не по себе настолько, что в животе все свернулось до боли. Войдя внутрь, мы прошли необходимый досмотр и отправились оформлять документы, чтобы увидеть подозреваемого Гончарова.

Сидевшая за стеклянным окошечком тучная женщина лениво подняла на нас взгляд, словно на автомате выдала нам пару пустых бланков, указала на стену с образцами для заполнения и снова уткнулась в монитор компьютера. Я без всякого труда заполнила бланки и передала их обратно через стеклянное окошко.

Женщина явно не была заинтересована в помощи двум незнакомцам, и мне очень не хотелось обращаться к ней, но выбора не было.

– Подскажите, пожалуйста, куда нам дальше идти. Мы здесь впервые.

– Вон там конвой, идите к ним, – коротко ответила она, махнув рукой в сторону парней, одетых в синюю униформу, и передала нам необходимые документы. Спустя десять минут хождений из одного канцелярского окошка в другое и повторных досмотров, мы, наконец, оказались в помещении, куда выводят подозреваемых.

Комната для допросов была скромной: голые, с облупившейся краской стены, окрашенные до половины в голубой цвет, а с середины до потолка в бежевый, деревянное окно с решеткой. Все как показывают в фильмах. Единственное, чего в них не передают – это запах. Здесь он стоял плотной стеной, в которой смешался и сигаретный дым, и сырость, и затхлость непроветриваемого помещения.

Комнату разделяла решетка, запираемая такой же решетчатой металлической дверью. В этой «клетке» в период допроса должен находиться подозреваемый. Напротив решетки стоял стол и два стула, один из которых заняла я, а второй занял адвокат Юра. Чтобы снова не испытывать чувство неловкости, из-за зависшего в воздухе молчании я решила расспросить Юру о том, как он решил стать адвокатом и где он учился. Он показался мне на удивление простым парнем, без замысловатых острых углов характера. Адвокат с удовольствием и даже с гордостью, рассказывал о своем наставнике, у которого длительное время работал помощником.

– Как тебе первый рабочий день? Сложно вообще следователем работать?

– Еще вчера я принесла свои документы о приеме на работу начальнику, а сегодня уже в изоляторе, сижу и жду подозреваемого, как-то все совсем быстро, я еще не успела переварить…

В этот момент два конвоира с серыми лицами завели подозреваемого в «клетку», усадили его на стул, сняли с него наручники и заперли на замок решетчатую дверь. После чего, уточнив у меня, нужно ли присутствовать конвою, вышли из этой маленькой комнатушки.

Сердце начало бешено стучать о ребра. Я боялась, что эти звуки, отбивающие в ушах «бум, бум, бум» слышны не только мне. Заметила, как Юра тяжело набирает носом воздух. За решеткой перед нами сидел сухощавый мужчина невысокого роста, на вид лет сорока пяти. Все открытые участки его кожи, за исключением головы, покрыты синими татуировками. На запястье я разобрала изображение колючей проволоки, в верхней части груди, не прикрытой майкой, выглядывала колодная карта «пики». Остальные изображения настолько выцветшими и налепленными друг на дружку, что разобрать их не представлялось возможным. Человек, одетый в серую майку, черные широкие трико и черные резиновые тапочки, смотрел на нас серьезно и даже сурово.