– Да, это было незабываемо. Я по-новому открыл для себя знакомые запахи и вкусы. Даже ощущение самого себя меняется, когда не видишь ни собственных рук, ни ног, ни окружающих предметов. В какой-то момент показалось, что у меня нет тела. Это было странно, нелогично, ведь именно оно помогает мне чувствовать вкусы, ароматы, прикосновения. Но тогда эта привычка – обращать внимание в первую очередь на форму – вместе со светом куда-то испарилась. И казалось, мы общались душами… – Эмре взглянул на Элоди. – Ты очень сильная! Благодарю за новые впечатления. Кажется, теперь и ты видишься мне иначе.

– А я тебя сразу увидела. Четко и объемно, во всех красках. Не улыбайся, это серьезно. У меня теперь есть способность видеть людей иначе. Поэтому и доверилась тебе.

– İyi günler! Добрый день! – донеслось до них, как только они вышли из машины и ступили на усыпанную шуршащим гравием дорожку. – Добро пожаловать! Я – Селим, а это моя жена, Нурай. Эмре много рассказывал о тебе.

Элоди услышала улыбки в приветствии и почувствовала волну домашнего уютного тепла, по которому так скучала все эти годы. С первых минут ее окружили особым вниманием и заботой.

Все сели за стол. Обилие запахов, которые смешивались друг с другом в сумасшедший танец, говорило о количестве разнообразных блюд. С этого момента началось ее по-настоящему полное погружение в самое сердце турецкой культуры.

– Afiyet olsun! Приятного аппетита! – зазвучало со всех сторон.

– Бон аппети, – ответила Элоди.

– Осторожно, горячо! – предупредил Эмре, когда был подан чечевичный суп.

От блюда поднимались ароматные пары хорошо разваренной чечевицы и чего-то еще.

– Я предупредил, чтобы Нурай не добавляла слишком много специй, турки едят очень острые блюда. Традиция. – Эмре следил за выражением лица Элоди и пытался понять, понравится ли ей его любимый суп.

Вкус интриговал: с одной стороны, он показался знакомым, но девушка никак не могла определить, что же в нем необычного. Когда Нурай, описывая рецепт, сказала, что в суп обязательно нужно положить хороший пучок мяты, но только листья следует отделить от стеблей, Элоди просияла: «Вот она, едва уловимая тень мятного вкуса!»

Блюда сменялись одно другим. Элоди пробовала и всевозможные овощи, которые ей показались более яркими и насыщенными по вкусу, такими ароматными и отличными от привычных; и местный табуле, который назывался кысыр, и мясные котлетки кёфте, и воздушный мягкий белый хлеб, и, конечно, знаменитые восточные сладости, их полагалось запивать чаем. Крошечные стаканчики отличались элегантным изгибом, напоминавшим изящную девичью талию, и тонким орнаментом, ощутимым подушечками пальцев.

Когда Эмре поднес гостье пахлаву, она уловила сладкий медово-ореховый аромат.

– Попробуй! Такой пахлавы ты точно никогда не ела. Ее готовил я.

Тончайшее тесто, пропитанное медовым сиропом, начало таять прямо на губах Элоди. Это было похоже на долгожданный поцелуй. Такой нежный, мягкий вкус… Кажется, это любовь.

***

Когда позже они прогуливались вдоль виноградников, с губ Элоди не сходила улыбка. Она ощущала себя здесь так, будто вернулась домой. Это было странное чувство для человека, впервые приехавшего в новое место, где нет знакомых и родных, и красоту которого даже нет возможности созерцать. Однако все ли можно увидеть глазами?

Девушка была настолько расслаблена, что ей казалось, будто она плывет в потоке теплого воздуха, который перелетает от лоз к верхушкам сосен. Они шли в полном молчании, наслаждаясь той легкостью, которая возникает только между близкими людьми.