– Ну-ка покажи. – Сильвия взяла у нее одну статуэтку.

Перевернула ее, как это делал мистер Коулсхилл, рассматривая маркировку. «Дрезден». Она глянула на Лору, и та, встретив взгляд топазовых глаз Сильвии, молча попросила ее воздержаться от предположений об астрономической цене подарка. Через секунду Сильвия поняла намек и улыбнулась. Перевернула пастуха и поставила его на стол.

– Красивые статуэтки. И где только ты их нашла? Молодец, Лора.

– Я поставлю их в своей спальне, – заявила Ева. – Все свои самые ценные, дорогие сердцу вещи я держу в спальне. Смотрю на них, когда просыпаюсь, смотрю, когда засыпаю. У мистера Коулсхилла купила?

– Да.

– Старый мошенник, – проворчала Сильвия. – Но у него среди хлама встречаются достойные вещи. Хотя дерет он за них бешеные деньги.

– Ну, как я говорил, ему тоже надо как-то жить, – сказал Ивэн. – А дрезденский фарфор в наши дни – большая редкость.

– Я их пока заверну, чтобы не разбить. – Ева принялась заворачивать статуэтки. – Ты просто чудо, Лора. Расскажи-ка про Алека. Как он там?

Лора начала рассказывать, но успела сообщить только то, что Алек благополучно добрался до Гленшандры, потому что в эту минуту машина Джеральда въехала в ворота, затем во двор и скрылась в гараже. Мгновением позже Джеральд вышел из гаража. Рядом с ним шла Мэй. Она по-прежнему была в своей шерстяной шапке, но еле волочила ноги. Ева сразу это заметила, и у нее защемило сердце. Должно быть, Мэй провела утомительный день, слишком много ходила. Казалось, она с благодарностью опирается на Джеральда, поддерживавшего ее под локоть. В другой руке она несла свою сумку и подозрительно пухлый пластиковый пакет с изображением британского флага. При мысли о его содержимом у Евы еще сильнее сжалось сердце.

Они остановились.

– Хорошо погуляла, Мэй? – спросила Ева.

– Да, замечательно, – ответила старушка. Но не улыбнулась. Взгляд ее старческих глаз скользил по лицам, не упуская ни малейшей детали. Она заметила и шампанское, и бокалы. Ее губы сморщились в недовольную складку.

– Ты, должно быть, устала. Хочешь, я пойду с тобой, принесу тебе ужин?

– Нет, нет, сама управлюсь. – Мэй решительно высвободила у Джеральда свою руку. – Спасибо, что встретил меня, – поблагодарила она его и повернулась к ним всем спиной.

Они смотрели, как она медленно тащится к дому, входит в кухню.

– Злобная карга, – сказала Сильвия.

Дверь за Мэй со стуком захлопнулась.

– Сильвия, ну зачем ты так? Она, если бы это услышала, страшно обиделась бы.

– Ой, Ева, прекрати, карга она и есть карга. На меня в жизни никто так не смотрел. Будто мы тут оргию устроили.

Ева вздохнула. Бессмысленно было что-то объяснять. Джеральд направился к ним, а Ева, подняв голову, перехватила взгляд сына. Ивэн знал, о чем она думает. Приободрив мать улыбкой, он отвернулся и выдвинул стул для отчима.

От улыбки сына Еве полегчало на душе, но лишь чуть-чуть. С другой стороны, они ведь собрались по такому чудесному поводу, компания замечательная, шампанское восхитительное, вечер превосходный, и было бы неправильно пренебречь всем этим, изводя себя тревогами о Мэй. Нужно жить настоящим, ценить каждое прекрасное мгновение.

Солнце садилось, тени удлинялись. В этот час Тременхир превращался в волшебный уголок. Сумерки. L’heure blue[13]. Еве вспомнились другие подобные вечера в далеком прошлом, на Средиземноморье, вечера, когда они, нажарившись за день на солнце, сидели с друзьями в прохладе террас и пили вино. Террасы утопали в бугенвиллее с розово-лиловыми цветами, в воздухе витал смолистый запах сосны. Над темным затихшим морем поднималась полная луна. Стрекотали цикады. Так было на Мальте, когда она вышла замуж за Филиппа. Так было на юге Франции, где они с Джеральдом проводили медовый месяц.