Видите, теперь и вы испугались, рациональный пане полицейский.

ВОРЖИШЕК (нервно). Чтоб вас черти в аду жарили за такие шуточки…

МАРТИНА (спокойно). Пане Ладислав, вы так и не сказали, зачем к вам приходила Эльжбета.

МОРАВЕЦ (сердито). И не скажу, это дело личное!

ВОРЖИШЕК (снова скабрезно). А я, кажется, догадался. Вы с ней, что ли…

МОРАВЕЦ (еще более сердито). Замолчи, юнец! Я посвятил себя алхимии, всего, без остатка! (сдерживаясь). Если вам так хочется рациональных объяснений, то извольте. Эльжбета стирала мое белье, а я вместо оплаты готовил ей микстуру для укрепления здоровья. А теперь, с вашего соизволения, пане полицейский, я хотел бы лечь спать. Время позднее. Так что или арестуйте меня, или убирайтесь прочь.

МАРТИНА и ВОРЖИШЕК уходят. Звуки ночного города.

МАРТИНА (рассказывает). Мы и ушли. Спотыкались в темном закоулке, пока впереди не показалась площадь, где горели фонари. И тут меня осенило! Я ведь вновь и вновь прокручивала в голове разговор с алхимиком, пытаясь понять, что именно показалось мне подозрительным, да никак не могла ухватить. А вышла к свету, и все сразу прояснилось. Вот она истинная магия: тонюсенький луч рассеивает тьму не только на улицах, но и в голове тоже.

Я вспомнила, как алхимик испугался появления полицейского. Виду не показал, потому и непонятен был его страх, пока он не выдохнул с облегчением. Только в этот момент и стало ясно, как сильно его беспокоил приход пане Томаша. А выдохнул он, когда узнал, что Эльжбета не пила из того пузырька. Обрадовался, чуть не запрыгал от счастья. Видимо, зелье там было непростое, какая-нибудь черная магия. Вот что связывало моравца с моей сестрой. Про стирку белья он выдумал уже под конец беседы, чтобы от нас отвязаться. Алхимик живет, как в хлеву. Такой беспорядок невозможно за неделю навести, хлам и грязь копились в его доме годами. Станет такой неряха белье в стирку отдавать?

Пане Томаш, похоже, размышлял о том же. Когда мы подошли к фонтану, он зачерпнул пригоршню воды, умылся, потом стряхнул оставшиеся на ладони капли и расхохотался.

ВОРЖИШЕК (смеясь). Стирала белье, как же. Этот пес смердящий бельишко не менял уже месяц, а то и больше.

МАРТИНА (осторожно). Зачем же сестра приходила к нему?

ВОРЖИШЕК (смеясь). Хоть он и говорит, что посвятил себя алхимии без остатка, но я уверен, что под мантией у него все-таки осталось кой-чего. Пусть размером со скрюченный мизинец, а все же годное для…

МАРТИНА (злобно). Что же вы весь день эту грязь в ступе толчете?! Эльжбета была невинна!

ВОРЖИШЕК (насмешливо). Так может алхимик покупал ее кровь? Вдруг ему кровь девственницы для ритуала нужна была, чтобы свинец в золото превращать. А когда превращение не удалось, понял, что Эльжбета его обманула, и наслал на нее Голема… (звук пощечины) Эй, ты чего? Куда побежала? (удаляющийся крик) Стой, дуреха!

МАРТИНА (рассказывает, слегка задыхаясь). Я влепила пощечину полицейскому! Впервые в жизни. О, какой прилив радости я испытала. Бежала вниз по улице, будто на крыльях летела… Пане Томаш ругался мне вслед, но вскоре его голос затерялся в переулках Праги. Я спустилась к реке, хотелось поскорее вымыть руку. Ладонь горела огнем, щеки тоже пылали. Дорого же мне придется заплатить за свою несдержанность. Отомстит мордатый, в этом можно не сомневаться. Подленькое у них нутро, у всех, без исключения. Завтра же нагрянет с ордером, а за нападение на стража закона в Праге судят сурово. Черт его знает, может и сегодня заявится. Домой возвращаться нельзя, там могут устроить засаду… Но если подняться на крышу и заглянуть в окошко… Вдруг повезет и меня не заметят? Надо рискнуть. Негоже оставлять золото в тайниках, да и деньги в дороге пригодятся.