Мы столкнулись с настоящей дилеммой. Соединенные Штаты не могли закрывать глаза на зверские репрессии со стороны военных, в которых тысячи гражданских были убиты и от которых миллионы убежали в Индию, спасая свои жизни. Не было сомнений в том, что пакистанские военные применяют методы силового воздействия. Но Пакистан был нашим единственным каналом выхода на Китай. Если он будет перекрыт, то понадобятся месяцы для поиска альтернативы. В дополнение ко всему проблема обрушилась на Вашингтон как раз в разгар очередного цикла беспорядков из-за Вьетнама. Массовая кампания неповиновения была запланирована на 1 мая. Для некоторых наших критиков наше молчание по поводу Пакистана, – причины которого мы не могли никак объяснить, – стало еще одним признаком общей моральной бесчувственности правительства. Они и представить себе не могли, что правительство могло разрываться между противоречащими друг другу императивами; кое-кто был очень заинтересован в том, чтобы подорвать позицию своего правительства по первому попавшемуся под руку вопросу в расчете на то, что это подорвет наши усилия во Вьетнаме. Администрация реагировала в таком же мелочном духе; было определенное достоинство в обвинении в моральной бесчувственности. Никсон приказал перевести нашего генерального консула из Дакки; он высмеял Китинга за то, что тот «подпал под влияние индийцев». Трагической жертвой войны во Вьетнаме стала возможность разумных дебатов по вопросам внешней политики.
Государственный департамент стал действовать по собственной инициативе, желая упредить события. Не зная о китайской инициативе, а также находясь под большим влиянием своей проиндийской позиции, Госдепартамент в начале апреля, – не согласовав дело с Белым домом, – пошел на установление нового эмбарго на продажу вооружений Пакистану: он отложил выдачу новых лицензий на продажу боеприпасов и прекратил возобновление лицензий, срок которых истек; приостановил поставку позиций из запасов министерства обороны и подвесил исполнение пакета по «одноразовому исключению» 1970 года. В итоге были прекращены поставки Пакистану вооружений примерно на 35 млн долларов, а реализовано было из поставок только на сумму примерно в 5 млн долларов. (Эти 5 млн стали спорным делом в отношениях с конгрессом в начале июля.) Государственный департамент начал также прикрывать оказание экономической помощи Пакистану, и вновь без согласования с Белым домом, с помощью искусного инструмента, представляющего собой заявление о том, что наши существующие программы не могут быть эффективными по всей стране из-за гражданской войны. Мой эксперт из аппарата СНБ Хал Саундерс написал мне, что Государственный департамент отходит от позиции беспристрастности и переходит к разрыву с пакистанским правительством, однако «они не признаются сами себе в том, что делают. Они оправдывают свой шаг техническими обоснованиями».
Любой хорошо знакомый с подходами Никсона не мог сомневаться в том, что это противоречит его пожеланиям; а те, кто не знаком с его отношением, должны были бы проконсультироваться с Белым домом. Приоритета президентских прерогатив было достаточно для того, чтобы объяснить подход Никсона (и мой) позже в этом году. На протяжении всего апреля моей главной задачей было взять под свой контроль процессы в правительстве, имея перед собой две цели: сохранить канал связи с Пекином и сохранить возможность политического решения проблемы в Пакистане. К тому времени Исламабад был не только местом контакта, но также и вероятным местом моего отбытия в Китай. Но стали появляться признаки того, что предложенное Индией разрешение несомненного бремени миллионов бенгальских беженцев вело не к тому, чтобы они вернулись, а скорее к