Именно таким образом нам удавалось тогда сохранять темп нашей работы, кульминацией которой в 1971 году стало объявление президентом Никсоном 12 октября о встрече на высшем уровне в Москве в мае 1972 года. Год, который начинался застоем, стал свидетелем открытия Китаю, потепления отношений с Москвой, заключения соглашений по Берлину и предотвращения случайного возникновения войны, а также прорывом в переговорах по ОСВ. Вьетнам мог бы быть включен в список достижений этого года. Он по-прежнему довлел над страстями многих, но теперь меньше представлял собой национальную навязчивую идею, идефикс, а больше был схож с болезненным наследием на пути к разрешению. Ханой не мог помочь, но мог оказаться под воздействием того, что два великих коммунистических союзника теперь каждый в отдельности улучшали свои отношения с Вашингтоном, несмотря на войну в Индокитае. Это должно было непременно улучшить наши переговорные позиции. Помимо этого, наши различные инициативы начали развеивать кошмар о том, что Вьетнам подорвет дух и веру нашего народа. Мы показали, что Америка остается способной на великие дела, несмотря на все трудности. Мы могли видеть в перспективе новый международный порядок, отражающий реальности и чаяния нашего времени, достигнутый благодаря нашему видению и нашей самоотверженности.

Все это случилось в значительной степени благодаря настойчивости Никсона, с моей помощью, при контроле над внешней политикой со стороны Белого дома. В 1971 году мы взяли в свои руки не просто планирование, но также и претворение в жизнь важных инициатив. Я здесь констатировал, что не считаю используемые методы желательными чисто в теоретическом плане. Разумеется, их не следует использовать на постоянной основе. Но президенту трудно предпринимать какие-то новые шаги, преодолевая «систему». Министерства и ведомства предпочитают действовать на основе консенсуса. Им нравится проводить политику на основе согласования документов и получения разрешений, в результате чего совершенно не понятно, кто побеждает – а также в каком направлении двигаться. Они демонстрируют склонность к восприятию современного. Они избегают конфронтации друг с другом, со СМИ или конгрессом. Когда с ними спорят, они не уклоняются, однако, от политической войны против президента при помощи утечек и, в экстремальных случаях, подталкивая конгресс на оказание нажима. Все президенты считали необходимым находить какие-то пути для того, чтобы избежать удушения от бюрократической инерции под видом процедуры согласования или от экономических ведомств, добивающихся своих целей без каких-либо политических установок. Нет сомнения в том, что Никсон дошел до крайности в попытке добиться своего доминирования. Было много преданных сотрудников ведомств, готовых прийти на помощь. Но, как показали ситуации с китайскими инициативами, переговорами по ОСВ и на Ближнем Востоке, многие наши концепции оказывались противоречащими сложившимся стереотипам.

Тот факт, что Никсон предпочел скорее обходить этот процесс, чем наводить порядок, отражал особенности его характера. Это не меняет проблемы, с которой столкнулся бы любой новаторски мыслящий президент. И Никсон заслуживает большой похвалы за твердые решения, принятые перед лицом огромнейшего давления со стороны общественности, за его стратегическое мышление, за его одиночные усилия, за его храбрость и готовность к риску не только в условиях войны, но и в мирных условиях. Его управленческий подход был весьма странен, а человеческие жертвы неприемлемы, тем не менее, история должна также отметить тот фундаментальный факт, что были достигнуты крупные успехи, казавшиеся недостижимыми при выполнении обычным порядком.