Дилайт произносил многосложные инородные слова без запинки, даже небрежно, как будто всю жизнь только и делал, что практиковался в скороговорках и языколомках. Аксютин с уважительной завистью вслушивался в звучание этих словесных монстров, что прежде существовали для него, да и для большинства его коллег по кабинетным бдениям, как некие абстрактные символические обозначения, своеобразные буквенные коды, лишенные какого-либо иного смысла. Сам он едва ли был способен единым духом выговорить чужеродное слово, содержащее более шести слогов. Ему вдруг захотелось узнать, что же означает имя планеты, куда ему предстояло отбыть в составе ксенологической миссии, а также в компании сумрачного плоддера. Как перевести это имя с языка оригиналов, а может быть – просто авантюристов, искателей приключений из невообразимо далекой системы с чудовищным для человеческого уха названием Эаириэавуунс.

– Это как раз понятно, – прозвучал негромкий и какой-то выцветший голос в тот момент, когда Дилайт переводил дух после особенно продолжительного периода.

Аксютин, да и все остальные не сразу сообразили, что плоддер наконец-то отверз уста.

– Что именно понятно? – вежливо переспросил Дилайт.

– Эти самые… Эа… ири… – плоддер поморщился. Чужой язык тоже оказался ему не по силам. – Я узнавал. Они ищут колонии для расселения. Обычное дело, как и мы, как и все прочие. Им нужна планета, покрытая слоем жидких углеводородов. Цикланы, алканы, арены. Нефтяной кисель. А это редкость по обе стороны Ядра, еще реже, чем наш «голубой ряд».

– Ага, тогда и в самом деле кое-что проясняется! – обрадовался Аксютин. – Мы этого не знали. Как же так, коллеги? Впрочем, в нашей модели мотивы поведения первопроходцев значения не имели. На Финр… гм… на Уэркаф полно нефти, но она традиционно укрыта в осадочных породах.

Он произнес это, оборотившись к плоддеру и ожидая, что тот поддержит диалог. Но плоддер решил, по-видимому, что и без того сказал изрядно, и снова погрузился в оцепенение.

– Да, Уэркаф, – промолвил Дилайт. – Так чаще мы называем этот мир из соображений экономии времени и, если угодно, сил. Хотя в официальной документации, разумеется, следует придерживаться канона. Возможно, урезая столь варварским способом имя планеты, мы недопустимо искажаем заложенный в нем смысл. Первопроходцы могут обидеться.

– Не могут, – буркнул плоддер.

Все снова поглядели на него, ожидая продолжения, однако же такового не последовало.

– Первым на Уэркаф высадился в 125 году Мечислав Горяев с планетографической миссией, – выждав паузу, продолжил Дилайт. – Ему там резко не понравилось. Как раз занимался очередной пожар. Тем не менее Горяев успел обнаружить следы разумной деятельности. Так называемый «Горяевский могильник». Руины циклопического сооружения, некогда сложенного из неплохо обработанных каменных глыб до двадцати тонн весом каждая. И свежие массовые захоронения внутри. Иными словами, груды обгорелых останков. Не будучи ксенологом, Горяев немедленно удалился, прихватив несколько хорошо сохранившихся скелетов и так называемый «Горяевский манускрипт» – почти уничтоженный огнем предмет материальной культуры в виде раскладной книги из серебряной фольги с нанесенными на ней письменами. Благодаря этому нам удалось реконструировать облик обитателей Уэркаф и достоверно установить наличие там высокоразвитой культуры.

– По меньшей мере рабовладельческий строй, – прокомментировал Аксютин. – Непременное социальное расслоение. Технологии обработки камня и металла. Сложившаяся письменность. Обменные эквиваленты затраченного труда. Не наши энекты, разумеется, а настоящие реликтовые деньги.