– А-а… – танкист смеётся. – Вот ты как, значит… А я думал, ты мне помыться дашь, а завтра покажешь позиции, покажешь, где мины у вас, где китайцы сидят, ориентиры дашь…

Не нравится Акиму этот танкист.

– Завтра приходи, всё покажу, – обещает Саблин и собирается прощаться.

– Погоди, – вдруг говорит Васильев и лезет вниз, к танку, скрывается под брезентом. И почти сразу появляется обратно. – Казак, у тебя дети есть?

– Есть, – отвечает нехотя Саблин: «К чему это он про детей затеял?».

– Держи, – говорит танкист и протягивает уряднику что-то… Увесистое. Холодное.

Аким включает фонарь на шлеме – тут, за камнями, можно, китайцы не увидят – включает, чтобы рассмотреть, что ему дал Васильев.

Это упаковка с джемами. Четыре банки по сто граммов. Аким читает через тонкий пластик: «Апельсиновый», «Лимонный», «Гранатовый», «Персиковый». Упаковка красивая, все джемы разноцветные. Саблин сразу вспомнил про своих детей.

«Ну, может, старшего этим не сильно удивишь… Но даже он попробовать не откажется».

– И где же вы такие деликатесы берёте? Или вам, танкистам, выдают такое? – интересуется казак.

– Если бы… – отвечает танкист. – Это мы на той неделе одного полковника выручили крепко, вот он и расщедрился на ящик.

– Ладно, – говорит Аким, привычным жестом закидывая в ранец упаковку с джемами. – У меня заместитель… Он вам капонир делал…

– Это который Александр, – догадывается танкист.

– Вот у него спросишь, он скажет, куда мыться приходить.

Саблин пошёл к себе и встретил Каштенкова, он во главе шести казаков, что несли с собой большие лопаты, шёл ему навстречу.

– Саня, там танкисты помыться хотят, покажи им, что у нас где.

– Я? – удивляется Сашка.

– А кто? – отвечает ему Аким. И больше не говоря ни слова, идёт дальше. Идёт и смеётся тихонько.

Этим своим «Я?», удивлённым и даже немного возмущённым, Саня его, конечно, повеселил. А всё потому, что перед новой полугодовой командировкой Каштенков ходил к нему, приносил выпивку и отличное, копчённое на солнце сало, нашпигованное чесноком, и всё упрашивал Акима взять его к себе на должность замкомвзвода.

«Ну вот и получил то, что хотел», – думал Саблин, укладываясь спать. А ещё он думал о том, что до конца его нынешнего призыва осталось всего двадцать два дня.

***

После завтрака пришёл к нему Васильев.

– Ну что, карты покажешь? – опять он говорил так, как будто на два звания старше урядника.

И пока Аким думал, что ему ответить, танкист пояснил:

– Урядник, ты сам пойми, справа от тебя сплошной песок, мне с моим весом в барханы заезжать нет никакого резона, я там буду вязнуть в каждой песчаной куче, а если нет скорости, то всё – я мишень. Так что если придётся двигаться, то я пойду вперёд по твёрдому, через тебя, и, ясное дело, заеду на твои мины.

Простые противопехотные мины для танка – ни о чём, но, кроме противопехотных, предшественник Акима заложил ещё и восемь хороших фугасов на критических направлениях. Даже танку на таком фугасе придёт конец. А ещё танк, если вдруг начнёт выезжать, подорвёт и противопехотные мины. А они – весомая часть его обороны, вещи почти дефицитные, которых всегда не хватает.

– Понял я, понял… – наконец соглашается Саблин и достаёт из пластиковой коробки тонкие миллиметровки.

Танкист садится к нему поближе, и они вдвоём смотрят нарисованные от руки карты.

– Фугас? – тычет пальцем в карту Васильев.

– Да, – отвечает Саблин.

– Это, это… всё они… – сержант внимательно изучает карты. – А это что за крест?

Он, конечно, не очень нравится казаку, но сразу видно по его отношению к делу, что человек он серьёзный.