Тетя Марта обернулась и помахала ей прищепкой. Штеффи поставила велосипед и подошла к бельевой веревке. Она достала из корзины рубаху и повесила ее рядом с теми, что уже развесила тетя Марта. Прищепки она брала из тряпичного мешочка, который тетя Марта привязала к талии.

Их плечи слегка коснулись друг друга.

– Спасибо за велосипед, – сказала Штеффи.

– Нелли поставила его там, – сказала тетя Марта. – Вчера они с Альмой заходили, и я попросила ее съездить на велосипеде к пристани и оставить его у лодочного навеса. Ее велосипед тут. Отвезешь его завтра Альме и придешь домой пешком.

Штеффи обернулась и увидела у дома голубой велосипед Нелли. У ее маленькой сестры такой большой велосипед!

– Поедешь туда завтра? – продолжала тетя Марта.

Ее голос прозвучал важно, словно за этими словами скрывалось что-то особенное.

– Да, – сказала Штеффи. – Я собиралась. Или, может, сегодня вечером.

– Нет, – сказала тетя Марта. – Подожди до завтра. Мы с Эвертом хотели вечером побыть с тобой.

Штеффи почувствовала внезапную теплоту в груди. Неужели это тетя Марта, строгая, чопорная тетя Марта, которую она первое время так боялась! Штеффи захотелось обнять ее, но она знала, что тетя Марта освободится от объятий и скажет что-нибудь о телячьих нежностях.

Штеффи достала из корзины очередную рубашку, однако тетя Марта сказала:

– Не стоит вешать белье, не сняв городскую одежду. Иди в дом и поздоровайся с Эвертом.

Дядя Эверт сидел за кухонным столом с чашкой кофе и газетой. Он поднялся, когда Штеффи вошла.

– Штеффи! – воскликнул он. – Давно не виделись.

Он потрепал ее по щеке. Дядя Эверт тоже не любитель обниматься.

Штеффи достала кофейную чашку, села за стол напротив него и налила из кофейника коричневую жидкость. Штеффи научилась пить кофе в Швеции. Разумеется, это был суррогатный кофе. Настоящий покупали по талонам[3] и заваривали лишь в исключительных случаях. По будням пили заменитель. Дядя Эверт проводил взглядом ее движение от сахарницы к чашке.

– Повезло, что Марта этого не видит, – сказал он. – Она экономит сахар и все, что по талонам. Самое большее – по кусочку на чашку, это правило.

– Если считать, что я пью только каждую вторую чашку, – сказала Штеффи, – то я могу брать по два кусочка вместо одного.

Дядя Эверт засмеялся.

– Каждую вторую чашку! А ты неглупа!

– Как дела с рыбой?

– Как обычно, – сказал дядя Эверт. – Если нам везет с уловом, мы получаем хороший доход. Но часто мы возвращаемся с пустыми трюмами. Немецкие суда преследуют нас. Да и мины…

Он замолчал. Штеффи знала. С тех пор как началась война, двенадцать шведских рыбацких лодок подорвались на минах. Почти пятьдесят рыбаков погибло.

– У нас нет выбора, – сказал дядя Эверт. – Мы должны ловить рыбу. Иначе как мы тогда проживем?

Крупные ладони дяди Эверта лежали на столе. Длинный белый шрам у основания большого пальца выделялся на загорелой коже. Штеффи захотелось протянуть руку и коснуться руки дяди Эверта, но она не знала, понравится ли ему это.

– Уже завтра мы снова выходим на «Диане», – сказал дядя Эверт.

– Завтра? Вы же только вернулись?

– Да, – сказал он. – Но военно-морские силы просили нас помочь. Всех рыбаков, которых можно поднять. В четверг пропала одна шведская подводная лодка. Она исчезла во время учений. Лодка называется «Волк». Мы должны расставить сети и посмотреть, не сможем ли обнаружить ее на дне.

– А те, кто на борту? – затаив дыхание, спросила Штеффи.

– Они могут быть живы, – сказал дядя Эверт. – Всё еще могут. А пока есть возможность, есть надежда.

Тетя Марта вернулась с пустой корзиной для белья. Она тоже села за стол с чашкой. Тетя Марта налила кофе, взяла из сахарницы кусочек сахара и разделила его на две части. Половину положила обратно в сахарницу, а вторую половину – в чашку. Дядя Эверт и Штеффи переглянулись и улыбнулись.