Небо едва начинало сереть. Похоже, с того момента, как его перехватили у музея, прошло не более получаса. И еще Родион заметил, что недостроенная телевышка находится отсюда совсем недалеко. Он отчетливо видел ее всю, начиная почти от основания.

– Мы ведь, парень, чего хотим? Чего в вашу жизнь лезем? – проникновенно продолжал дядя Сережа. – Шныри, ведьмари – вы все вроде как особенные. Одни летают не пойми куда, приносят чудеса всякие. Я уж там не вникаю. У других машины дорогие, деньги, волшебство, девочки. А нам, простым ребятам, это обидно. Вот ему, Лешику, обидно. И Кузе тоже обидно. Да, Кузя?

Кузя пригорюнился. Чувствовалось, что только уважение к дяде Сереже мешает ему обидеться окончательно и долго-долго пинать Родиона ногами.

– Потому что простого человека – его ведь тоже защищать надо! Если его не защитить, простого человека, то кто же его, простого человека, защитит? Вот мы и решили вас бить, чтобы справедливость была! – с надрывом сказал дядя Сережа. – Правильно я говорю или неправильно?

Кузя и Лешик закивали. На дядю Сережу они смотрели с благоговением. Чувствовалось, что среди местных пнуйцев дядя Сережа – выдающийся оратор, если не глава движения.

Родион не перебивал дядю Сережу. Он понимал, что, пока дядя Сережа работает языком, он не работает руками, и это хорошо. Дядя Сережа между тем увлекался все сильнее. Он больше не сидел на корточках, а стоял и жестикулировал, вздымая руки к небесам и словно выговаривая им за то, что он, дядя Сережа, не шнырь и не ведьмарь. Нету у него магии, и машина у него не «Лексус», а между тем и золоченые шмели за ним не прилетают, и прочие радостные чудеса в жизнь его не вторгаются.

Родион, как ни трещала у него голова, слушал внимательно. Почему-то дядя Сережа ненависти у него не вызывал, даже почти ему нравился. В словах дяди Сережи было столько искренней убежденности, что Родион и сам почти уверился, что шныры – зло и главное, что с этим злом можно и нужно делать, – это его бить. Потому что если не бить, то простому человеку обидно – а защищать-то его надо? Простого-то человека!

– Надо, надо! Обязательно надо! – поддакнул Родион.

Лешик и Кузя разом уставились на него, взвешивая, не содержит ли слово «надо» какой-либо обиды простому человеку, которая позволит им наконец распустить руки.

Родион напряг мышцы, проверяя, насколько слушается тело. Тело-то слушалось, но голова продолжала кружиться, да и наручники мешали. Эх, дотянуться бы до ремня! Родион опасался, что если сейчас начнет проявлять излишнюю активность, то в самый ответственный момент его поведет и защитники простых людей вмиг раскатают его по асфальту.

Дядя Сережа несильно пнул Родиона ногой:

– Эй, шнырь, ты как-то отвлекся! Сюда слушай, ушами!.. Видит простой человек, что мы вас бьем, и не так ему обидно жить на свете!.. Потому и сегодня бить тебя мы будем долго, чтобы больше ни один шнырь в наш город не сунулся!

То, что в финале его будут бить, для Родиона тайной не являлось. Какие бы мысли ни посещали пнуйцев, вывод они всегда делали один.

– А ведьмарей-то вы бьете? – спросил он.

Кузя и Лешик застенчиво заулыбались.

– Как же не бить? – любовно глядя на своих молодцов, сказал дядя Сережа. – Хлопцы вчера берика возле торгового центра поймали! Здоровенный такой лось! Все пытался до топора добраться. А на днях делмэна у «Высоцкого»[2] подстерегли. Уж мы защищали, защищали простого человека!.. Хлопцы-то больше кулаками, а я человек уже неновый, мне суставы беречь надо. Так я, грешным делом, биту себе завел. «Вразумлятор» называется.