– Хорошо рисуешь. Ладно, отдыхай и не думай о плохом. Обещаю, все у нас получится.

Оказалось, пока я занималась изобразительным искусством, Винсент покончил с отбивной и сложил приборы крестом, обозначая завершение трапезы.

«А ведь он и у тети Файлины так же делал, кажется, – мысленно отметила я. – Действительно, чувствуется воспитание».

– Ты-то доедать будешь? – кивком указал он на мою погрызенную порцию.

Я отрицательно качнула головой. Легко подхватив оба подноса, Винс направился к двери.

– Облегчу горничной службу, – пояснил он. – Заодно тебя меньше будут беспокоить. Спокойной ночи.

Улыбнувшись и подмигнув мне на прощание, Винс вышел и плотно прикрыл за собой дверь.

Проводив его задумчивым взглядом, я разделась и забралась в кровать. Несмотря на насыщенный событиями день, усталость от проклятия оказалась недурственным снотворным, так что я практически сразу отключилась.

Утреннее появление Винсента застало меня еще в кровати. Пока я сонно протирала глаза и по едва порозовевшему небу пыталась сообразить, который сейчас час, он уже бодро водрузил на подоконник заставленный снедью поднос. Причем капитально так заставленный!

Помимо тарелки с яичницей и беконом мне предлагалось отведать внушительное количество булочек с джемом и пару картофельно-мясных пирогов. А морса вместо стакана мне принесли целый графин.

– Спасибо, конечно, но в меня столько не влезет, – сообщила я очевидное.

– Влезет, влезет, – бодро отмахнулся Винс. – Это тебе на весь день. Надеюсь, ты помнишь, что выходить из номера нельзя?

Я коротко кивнула.

– Вот и отлично. Тогда ешь, отдыхай, к вечеру вернусь, – заключил Винс и, попрощавшись, быстро вышел.

Проводив следователя взглядом, я выпила тоника и направилась в душ. Сполоснувшись, вытащила из сумки легкое сменное платье – не в брюках же весь день сидеть? А переодевшись, затолкала в себя яичницу и попыталась последовать совету об отдыхе. Даже в кровать с ногами забралась, но – увы. Ни сон, ни даже легкая дремота не шли. В голову непрестанно лезли различные мысли, одна хуже другой. К примеру, о том, что Винсенту ничего не стоит бросить такого неперспективного клиента, как я.

Конечно, я старательно отмахивалась от этих глупостей, но…

Но все же стоило признать: я слишком мало знала о Винсенте, чтобы безусловно ему доверять. Ведь вряд ли легенда, которую следователь выдал тетке об отце, ведущем свое небольшое кузнечное дело, правдива. О том, что они всего добивались сами… хотя, пожалуй, последнее, может, и верно: уж слишком у Винсента характер настойчивый. Видно, что привык принимать решения сам, а не перекладывать на других.

Вот только сильный характер, хорошая обувь, манеры и знание этикета – это еще не показатель порядочности. Так что довериться пришлось, но опасения остались.

К обеду, на четвертой нервно сгрызенной булочке, я все же сделала вывод, что бросать меня Винсенту смысла нет.

«А вот выдать антиквару – вполне, – неожиданно промелькнула мысль. – Особенно если ему предложат выкуп… вот и деньги будут».

Я резко мотнула головой. Нет, вряд ли. Не может Винсент быть настолько двуличным.

И съела последнюю булочку с джемом.

Пожалуй, реальный повод для беспокойства был лишь в том, что следователь не найдет всего необходимого для ритуала. В конце концов, он честно признал: информация закрытая, чтобы ее достать, нужны связи. А, несмотря на браваду, вряд ли у бедного следователя на самом деле настолько все схвачено. Скорее, Винсент просто пытался убедить в этом меня.

Чем больше сгущались сумерки за окном, тем меньше становилась надежда на то, что моему партнеру улыбнулась удача. Так что, когда Винсент ввалился в номер, шумно дыша и лучась самодовольной улыбкой, я уже не знала, куда себя деть.