Клэй застыл, схватив себя над коленями.

Рори глядел, глаза как свалка металлолома.

Клэй не поднимал глаз, но улыбался.

Ничуть не злой и не обиженный Рори был что-то между предвкушением грядущего избиения и полным пониманием. Он заметил:

– Надо признать, ты молоток, малыш, – не зассал.

Клэй выпрямился и, пока Рори приближался к нему, молчал.

– Уедешь ты на три года или на три дня… Ты же знаешь, что Мэтью тебя убьет, так? Когда вернешься.

Кивок.

– И будешь готов?

– Нет.

– А хочешь подготовиться?

Он немного подумал.

– А то, может, ты и вообще не вернешься.

Клэй внутренне ощетинился.

– Вернусь. А то мне будет не хватать наших с тобой танцулек.

Рори осклабился.

– Ага, умница. Слушай…

Он уже потирал ладони.

– Может, потренируешься? По-твоему, я здесь тебя ломал? Но с Мэтью это ни в какое сравнение…

– Это ничего.

– Ты не простоишь и пятнадцати секунд.

– Я умею держаться.

Рори, еще на шаг ближе.

– Это я знаю, но я тебя могу научить хотя бы, как продержаться подольше.

Клэй уперся взглядом прямо ему в кадык.

– Не трудись, уже поздно. – И Рори лучше, чем кто-либо, понимал, что Клэй уже готов: для этого он уже не один год тренировался, и я мог убивать его любыми способами.

Клэй нипочем не умрет.

Вернувшись домой с пачкой денег в руке, он застал меня за просмотром кино, первого «Безумного Макса», – вполне уместный мрачняк. Сначала со мной сидел Томми и упрашивал включить что-нибудь другое.

– Можно хоть раз посмотреть кино, снятое не в восьмидесятых?

– Мы и смотрим. Это семьдесят девятый.

– Вот и я про то же! Восьмидесятые или еще древнее. Никто из нас еще не родился. Даже не близко! Ну почему нельзя…

– Ты знаешь почему, – оборвал его я.

Но тут я заметил, что у него такой вид, будто он может разреветься.

– …черт, Томми, я не хотел.

– Хотел.

И он был прав: я хотел. Это тоже значит быть Данбаром.

Томми ушел прочь, а Клэй вошел; деньги уже убраны в деревянный ларец. Подошел к дивану, сел.

– Как оно? – сказал он, глядя на меня, но я не оторвал глаз от экрана.

– Адрес не потерял?

Он кивнул, и мы продолжили смотреть «Безумного Макса».

– Опять восьмидесятые?

– Не начинай.

Мы молча смотрели до момента, когда страшный главарь бандитов говорит: «Кундалини хочет вернуть свою руку!», и тут я посмотрел на брата, сидевшего рядом.

– Чувак не шутит, – заметил я. – Правда?

Клэй улыбнулся, но не откликнулся.

Как и мы.

Ночью, когда остальные уже легли спать, он оставался на ногах, сидел при включенном телевизоре со скрученным звуком. Смотрел на золотую рыбку Агамемнона, который отвечал ему бесстрастным взглядом, а потом напоследок как следует боднул стенку аквариума.

Клэй шагнул к птичьей клетке и внезапно, без предупреждения, схватил голубя. Сжал в ладонях, но бережно.

– Что, Ти, как дела?

Голубь потряс головой, и Клэй чувствовал, как тот дышит. Чувствовал сквозь оперение стук сердца.

– Сиди смирно, малыш. – И проворно, в мгновение ока Клэй дернул из его шеи перо: малюсенькое перышко – чистое, серое с прозеленью по краю – оказалось на неподвижной левой ладони Клэя.

После этого он сунул голубя обратно в клетку.

Ти сурово посмотрел на него, затем прошелся по клетке из угла в угол.

Затем стеллаж, полка с настольными играми: карьеры, скрэббл, соедини-по-четыре.

А ниже та, что он хотел.

Он раскрыл коробку, но тут на секунду его отвлек фильм на экране телевизора. Показался интересным – черно-белый, девушка спорит с мужчиной в пивнушке, но потом – к сокровищам «Монополии». Он нашел кубик, отели, потом наконец сумку, которую искал, и следом в его пальцах – утюжок.

Клэй, улыбака, улыбался.