Тамила качнулась на чёрном гнутом кресле, пошла куда-то в глубь дома. Бисерная подушечка свалилась с сиденья. Петя подобрал – она была прохладная. Тамила вернулась – на ладони каталось, позвякивая об изнанку колец, маленькое, стеклянное какое-то, розовое волшебное яичко, туго набитое золотыми искрами.

– Не боишься? Держи! Ну, приходи в гости. – Она засмеялась и упала в гнутое кресло, закачала сладкий, душистый воздух.

Петя не знал, как это – затосковать на всю жизнь, и яичко взял.

Точно, он на ней женится. Раньше он собирался жениться на маме, но раз уж он обещал Тамиле… Маму он тоже с собой обязательно возьмёт; можно, в конце концов, и Лёнечку… а дядю Борю – ни за что. Маму он очень, очень любит, но таких странных, чудесных историй, как у Тамилы, от неё никогда не услышишь. Поешь да умойся – вот и весь разговор. И что купили – луку или там рыбу.

А про птицу Алконост она слыхом не слыхала. И лучше не говорить. А яичко положить в спичечный коробок и никому не показывать.

Петя лежал в кровати и думал, как он будет жить с Тамилой в большой комнате с китайскими розами. Он будет сидеть на ступеньках веранды и стругать палочки для парусника, и назовёт его “Летучий голландец”. Тамила будет качаться в кресле, пить панацею и рассказывать. А потом они сядут на “Летучий голландец”, флаг с драконом – на верхушке мачты, Тамила в чёрном халате на палубе, – солнце, брызги в лицо, – поедут на поиски пропавшей, соскользнувшей в зелёные зыбкие океанские толщи Атлантиды.

Он раньше жил себе просто: стругал палочки, копался в песке, читал книжки с приключениями; лёжа в кровати, слушал, как ноют, беспокоятся за окном ночные деревья, и думал, что чудеса – на далёких островах, в попугайных джунглях, или в маленькой, суживающейся книзу Южной Америке, с пластмассовыми индейцами и резиновыми крокодилами. А мир, оказывается, весь пропитан таинственным, грустным, волшебным, шумящим в ветвях, колеблющимся в тёмной воде. По вечерам они с мамой гуляют над озером: солнце садится за зубчатый лес, пахнет черникой, еловой смолой, высоко над землёй золотятся красные шишки. Вода в озере кажется холодной, а попробуешь рукой – так даже горячая. По высокому берегу ходит большая седая дама в сливочном платье; ходит медленно, опираясь на трость, улыбается ласково, а глаза у неё тёмные и взгляд пустой. Много лет назад её маленькая дочка утонула в озере, а мать ждёт её домой: пора ложиться спать, а дочки всё нет и нет. Седая дама останавливается и спрашивает: “Который час?” – и, услышав ответ, качает головой: “Подумайте-ка!” А когда пойдёшь назад, она опять остановится и спросит: “Который час?”

Пете жалко даму с тех пор, как он знает её секрет. Но Тамила говорит, что маленькие девочки не тонут, просто не могут утонуть. У детей есть жабры; попадут под воду – и превращаются в рыбок, правда не сразу. Плавает девочка серебряной рыбкой, высунет головку, хочет позвать мать, а голоса-то нет…

А тут, неподалёку, есть заколоченная дача. Никто в неё не приезжает, крылечко подгнило, ставни наглухо забиты, заросли дорожки. В этой даче было совершено злодейство, и после уж никто там жить не может. Хозяева пробовали уговорить жильцов и даже большие деньги предлагали – только живите; нет, никто не едет. Одни всё-таки решились, но и трёх дней не прожили: огни сами гаснут, и вода в чайнике кипеть не хочет, не сохнет мокрое бельё, сами по себе тупеют ножи, и дети всю ночь не могут закрыть глаза, а сидят белыми столбиками в постельках.

А вон в ту сторону – видишь?.. – ходить нельзя, там тёмный еловый лес, сумрак, гладко подметённые дорожки, белые поляны с цветами дурмана. Там-то, среди ветвей, и живёт птица Сирин, птица смерти, большая, как тетерев. Петин больной дедушка боится птицы Сирин – сядет к нему на грудь и задушит. У неё на каждой ноге по шесть пальцев, кожистые, холодные, мускулистые, а лицо как у спящей девочки. “Куу-гу! Куу-гу!” – кричит вечерами птица Сирин, копошится в еловой чаще. Не пускайте её к дедушке, закройте плотнее окна, двери, зажгите лампу, давайте читать вслух! Но дедушка боится, смотрит в тревоге в окно, дышит тяжело, перебирает одеяло руками. “Куу-гу! Куу-гу!” Что тебе от нас надо, птица? Не трогай нашего дедушку! Дедушка, не смотри так в окно, что ты там видишь? Это лапы елей машут в темноте, это просто ветер волнуется, не может уснуть. Дедушка, вот же мы все тут! Лампа горит, и скатерть белая, и я вырезал кораблик, а Лёнечка нарисовал петушка! Дедушка?!