Но моя любимая болезнь – «синдром временно́й ловушки». Люди приезжают сюда из многих скучных мест, и Вегас для них – взрослый «Диснейленд». Тут столько всего происходит, столько нужно увидеть и сделать, жизнь бьет ключом и днем и ночью, вот люди и сбиваются с привычных биоритмов. Ложатся спать на заре, встают во второй половине дня, забывают, какой нынче день. Когда возбуждение спадает, они идут на стойку регистрации, чтобы выписаться из отеля, и узнают, что их трехдневный уик-энд растянулся на пять дней. Они не могут в это поверить. Думают, что с них требуют лишние деньги, спорят с девушками за стойкой. Когда же кто-то показывает им календарь и утреннюю газету, для них это шок. Они попали во временну́ю ловушку и потеряли два дня. Фантастика, не так ли?

Майкл продолжал болтать ни о чем, пока не получил рожок с фисташковым мороженым. А потом, когда они вышли на автостоянку и под теплым зимним солнцем направились к дальнему углу, спросил: «Так о чем ты хотела со мной поговорить?»

Тина уже и не знала, с чего начать. Когда ехала сюда, собиралась с ходу обвинить его в погроме, учиненном в комнате Дэнни, надавить так сильно, чтобы он так или иначе выдал себя, признал свою вину. Но теперь, после такой радушной встречи с его стороны, она выглядела бы истеричной гарпией, если бы накинулась на него с обвинениями, и сразу растеряла бы то преимущество, которое еще у нее оставалось.

– В доме творится что-то странное, – наконец оборвала она затянувшуюся паузу.

– Странное? В каком смысле?

– Я думаю, кто-то побывал в доме.

– Ты думаешь?

– Ну… я в этом уверена.

– Когда это произошло?

Помня о двух словах на грифельной доске, она ответила:

– Трижды за последнюю неделю.

Он остановился, посмотрел на Тину.

– Трижды?

– Да. Последний раз вчера вечером.

– А что говорит полиция?

– Я им не звонила.

Он нахмурился:

– Почему?

– Во-первых, ничего не взяли.

– Кто-то трижды проникал в дом и ничего не взял?

Если он только изображал непричастность, то был куда лучшим актером, чем она себе представляла, а Тина-то думала, что хорошо знает своего бывшего мужа. В конце концов, она прожила с ним достаточно долго, период этот вмещал как счастливые годы, так и полные тоски и печали, но вроде бы она всегда могла определить, когда он лжет. И сейчас лжи в его реакции она не чувствовала. В глазах читалось недоумение, но не вина. Он, похоже, действительно не имел никакого представления о том, что произошло в доме. Возможно, был ни при чем.

Но если Майкл не громил комнату Дэнни, если не писал этих слов на грифельной доске, кто это сделал?

– Зачем кому-то залезать в дом и уходить, ничего не взяв? – перефразировал тот же вопрос Майкл.

– Я думаю, они пытались выбить меня из колеи, напугать.

– Да кто мог захотеть напугать тебя? – в голосе слышалась искренняя озабоченность.

Тина не знала, что и ответить.

– Ты из тех людей, у кого не может быть врагов, – продолжил Майкл. – Тебя чертовски трудно возненавидеть.

– Тебе это удалось, – выдавила она из себя, наконец-то хоть в чем-то его обвинив.

Он в изумлении вытаращился на нее.

– Нет, Тина, нет. Ненависти я к тебе никогда не испытывал. Меня разочаровали те изменения, которые происходили с тобой. Я злился на тебя. Испытывал злость и обиду. Это я признаю. Бывало, вел себя отвратительно. Но никакой ненависти не было.

Она вздохнула.

Майкл не устраивал погрома в комнате Дэнни. Теперь у нее отпали последние сомнения.

– Тина?

– Извини. Не следовало мне нагружать тебя моими проблемами. Даже не знаю, почему я это сделала, – солгала она. – И чего сразу не позвонила в полицию?