Орн ощутил сконцентрированное на нем пси-давление, недвусмысленное свидетельство глубоко скрытого намерения.
– Я предпочитаю знать, куда двигаюсь, Бакриш.
– Иногда мы движемся просто ради того, чтобы двигаться, – сказал Бакриш.
– Бред!
– Нажимая кнопку, которая включает в комнате свет, ты опираешься на веру, – сказал Бакриш. – Ты веришь в то, что будет свет.
– Я верю своему прошлому опыту, – сказал Орн.
– А что было в первый раз, в пору, когда опыта еще не было?
– Удивился, должно быть.
– Ты обладаешь познаниями обо всем опыте, доступном человечеству? – спросил Бакриш.
– Допустим, нет.
– Тогда приготовься удивляться. Я должен открыть тебе, что твоя келья не оборудована никаким осветительным механизмом. Свет, который ты видишь, существует лишь потому, что ты этого желаешь, и ни по какой другой причине.
– Что…
Словно воды реки забвения, в комнату хлынул мрак, обрубая все чувства. Предчувствие угрозы сделалось оглушительным.
Во тьме прозвучал хриплый шепот Бакриша.
– Верь, ученик мой.
Орн задавил бурное желание вскочить на ноги, броситься к стене, в которой была дверь, и заколотить в нее кулаками. Там должен быть проем! Но он вспомнил невозмутимую мрачность предостережения жреца. Побег равнялся гибели. Пути назад не было.
Высоко под потолком появилось дымчатое сияние и стало по спирали спускаться к Орну. Тот поднес к глазам правую руку – ее очертания было видно лишь на фоне странного свечения, от которого в комнате не становилось светлее. С каждым ударом сердца ощущение давления росло.
«Темно стало, когда я усомнился», – подумал он.
Получается, молочное свечение, наполнявшее комнату, символизировало антитезу темноты, страха темноты? Не отбрасывающий тени свет померцал и залил келью, но он был более тусклым, чем в первый раз, а под потолком, где зародилось туманное сияние, кипело черное облако. Оно манило, будто абсолютная тьма глубочайшего космоса.
Орн в ужасе уставился на облако.
Тьма, заглушающая чувства, вернулась.
Под потолком снова замерцало туманное сияние.
Предчувствие опасности внутри Орна вопило во всю мочь. Он закрыл глаза, силясь преодолеть страх и сконцентрироваться. Когда глаза закрылись, страх отступил. Глаза потрясенно распахнулись.
Страх!
Призрачное сияние спустилось ниже.
«Закрыть глаза!»
Чувство нависшей опасности поутихло.
«Страх – это тьма, – подумал он. – Тьма притягивает к себе даже в присутствии света».
Он успокоил дыхание, сфокусировался на внутреннем центре. Вера? Что это значило? Слепая вера?
Страх тащил за собой тьму. Чего они от него хотели?
«Я существую. Этого довольно».
Он заставил себя открыть глаза и вперил взгляд в бессветную пустоту кельи. Опасное свечение потянулось к нему. Даже в полном мраке был ложный свет. Не настоящий, потому что в нем ничего нельзя было разглядеть. Это был антисвет. Он узнал бы его присутствие где угодно, даже во тьме.
Орн вспомнил, как давным-давно, еще на Чаргоне, ребенком оказывался в темноте в собственной комнате. Лунные тени казались ему чудовищами. Он крепко зажмуривался, боясь увидеть что-нибудь немыслимо ужасное, если вдруг откроет глаза.
Ложный свет.
Орн глядел вверх, на свивающееся кольцами сияние. Ложный свет – это ложная вера? Свечение начало сворачиваться обратно. А полная тьма, значит, – полное отсутствие веры? Свечение мигнуло и погасло.
«Достаточно ли верить в мое собственное существование?» – задумался Орн.
Келья оставалась темной и пугающей. В воздухе пахло каменной сыростью. Тьму заполнили вкрадчивые звуки – скрежет когтей, шипение, царапанье, шорохи и взвизги. Орн населил звуки всеми ужасами, какие только могло породить его воображение: ядовитыми ящерами, безумными чудовищами, смертельно опасными змеями, клыкастыми ползучими гадами из кошмаров. Чувство угрозы поглотило его целиком. Он лежал, замотанный в него, как в кокон.