– Странный из тебя миссионер, – сказал Стетсон. – Люди не веселятся; тебя тянет влезть и начать организовывать игры.

– Военные игры, – сказал Орн. – Не думали об этом?

– А? – Стетсон на мгновение оторвал взгляд от дороги. Багги вильнул и подпрыгнул, наехав на обочину. Он рывком вернул внимание на дорогу.

– Что если кто-нибудь шустрый из ПП возьмет и сделает себя императором этой планеты? – спросил Орн. – Он мог бы даже основать собственную династию. И вы узнаете об этом только тогда, когда упадут первые бомбы или люди начнут умирать по неустановленным причинам.

– Это самый страшный кошмар КИ, – сказал Стетсон и притих.

Солнце поднималось все выше; дорога бежала мимо каменистых речных берегов, крестьянских наделов, редких кустов и приземистых яйцевидных деревьев.

Наконец Стетсон спросил:

– А что на Хамале с религией?

– Тут мне пришлось покопаться, – ответил Орн. – У них монотеизм, молятся Вышебогу Амеля. В тритсахинской шлюпке был молитвенник. Есть несколько бродячих отшельников, но, насколько мне удалось понять, отшельники – шпионы Совета. Лет триста назад какой-то святой начал вещать, что Вышебог явился ему в видении. Теперь у этого пророка есть культ, но никаких признаков религиозных трений не заметно.

– Сплошные добро и свет, – резюмировал Стетсон. – А духовенство?

– Религиозным контролем занимается Совет. Они назначают жрецов, называемых «хранителями молитвы». Стандартным считается, судя по всему, девятидневный цикл религиозных обрядов. Есть всякие сложные вариации, включающие праздники, так называемые Дни очищения и годовщину того дня, когда пророк, которого звали Аруне, телесно вознесся на небеса. Священство Амеля прислало Письмо о временном разрешении, и не сомневаюсь, что можно ожидать обычных в этом случае конференций, а потом заявления, что Вышебог заботится даже о самых малых Своих творениях.

– Я, кажется, улавливаю в твоем голосе ноту сарказма? – спросил Стетсон.

– Вы улавливаете ноту опаски, – сказал Орн. – Я уроженец Чаргона. Нашим пророком был Махмуд, по всем правилам признанный духовенством Амеля. Когда дело касается Амеля, я действую осторожно.

– Мудрый человек молится раз в неделю, а пси изучает каждый день, – пробормотал Стетсон.

– Что?

– Ничего.

Дорога нырнула в неглубокую низину между холмами, пересекла тоненький ручей и, поднявшись на новый гребень, размашисто свернула по нему налево. Вдалеке, на возвышении, виднелась новая деревня. Когда они оказались так близко, что можно было разглядеть желто-зеленый флаг над зданием управы, Стетсон остановился, открыл окно и заглушил двигатель. Ротор турбины постонал и постепенно затих. При открытом окне и с выключенным кондиционером они тут же ощутили давящую дневную жару.

По спине Орна покатились капли пота, собираясь в мокрую лужицу там, где тело соприкасалось с пластиковым углублением сиденья.

– На Хамале нет авиатранспорта? – спросил Стетсон.

– Никаких следов.

– Странно.

– Не особенно. Есть у них такое суеверие: они считают, что отрываться от земли опасно. Без сомнения, причина в том, что их предки едва спаслись из космоса. Они вообще слегка антитехнологичны, если не считать Совета – там к вопросу потенциала создания механизмов относятся с несколько большим энтузиазмом.

– Синдром машинного отсека, – пробормотал Стетсон.

– Что?

– Высокие технологии для мыслящих существ опасны, – пояснил Стетсон. – Многие культуры и субкультуры в это верят. Временами я и сам начинаю.

– Почему мы тут остановились? – спросил Орн.

– Мы ждем.

– Чего?

– Чтобы что-нибудь случилось, – ответил Стетсон. – Что хамаляне думают о мире?