В следующий раз, когда я предстану перед судом – а я непременно перед ним предстану, – надеюсь на такой же почет и уважение. Теперь, когда меня официально провозгласили невиновным, в палату стали пускать посетителей.

Чабби с женой явились вместе, в стандартном выходном обмундировании. Миссис Чабби принесла первоклассный банановый пирог собственного изготовления, зная мою слабость к ее банановым пирогам.

Чабби разрывался между радостью от того, что я выжил, и возмущением от того, что я сотворил с «Танцующей». Глянув на меня страшными глазами, он принялся облегчать душу:

– Палубу ни в жизнь не отчистим, дружище. Все в доски впиталось. Твой чертов автомат от переборки живого места не оставил! Мы с Анджело уже три дня корячимся, и еще несколько дней надо, и это как минимум!

– Прости, Чабби. В следующий раз, когда надумаю кого-нибудь застрелить, сперва попрошу его встать у релинга.

Я знал, что, когда Чабби закончит ремонт, катер будет как новенький.

– Ну а когда тебя выписывают? По проливу, Гарри, много хорошей рыбы идет.

– Скоро, Чабби. Через неделю, не позже.

Чабби фыркнул:

– Ты в курсе, что Фред Кокер дал телеграмму всем, кто планировал фрахтовать нас в этом сезоне? Сказал, что ты тяжело ранен, и вверил их мистеру Коулмену.

Тут я вышел из себя и крикнул:

– Скажи Фреду Кокеру, чтоб тащил сюда свой черный зад, и чем быстрее, тем лучше!

У Дика Коулмена контракт с гостиницей «Хилтон». Ему проспонсировали покупку двух катеров для охоты на крупную рыбу, а Коулмен выписал из-за границы парочку шкиперов, ни один из которых не мог похвастать завидной добычей: они попросту не чувствовали тонкостей нашего ремесла. Фрахтовками Коулмен разживался с трудом, и я предполагал, что Фред Кокер получил за моих клиентов щедрую компенсацию.

Он явился следующим утром.

– Мистер Гарри, доктор Макнаб сказал, что в этом сезоне тебе не рыбачить. Не мог же я подвести людей, а то прилетели бы за шесть тысяч миль и узнали, что ты на больничной койке. Никак нельзя. Мне надо думать о репутации.

– Мистер Кокер, от твоей репутации разит сильнее, чем от покойников, которых ты складываешь в подсобке турагентства, – сказал я, и он пресно улыбнулся мне из-за очков с золотой оправой.

Но, конечно же, он был прав: не скоро еще я смогу повести «Танцующую» в погоню за товарным марлином.

– Ты только не волнуйся, мистер Гарри, – продолжал Кокер. – Как только поправишься, я устрою тебе сразу несколько доходных фрахтовок.

Речь шла о ночных заплывах, с которых Кокер иной раз имел аж по семьсот пятьдесят долларов комиссии. Такая работа была мне по плечу даже в нынешнем плачевном состоянии, ведь от меня требовалось лишь сгонять «Танцующую» туда-обратно – конечно, если заплыв проходил без неприятностей.

– Забудь, мистер Кокер. Я же говорил, что отныне занимаюсь только рыбалкой.

Он кивнул, улыбнулся и продолжил – так, словно не слышал моих слов:

– Поступают настоятельные просьбы от одного из твоих старых клиентов.

– Тело или ящик? – осведомился я.

Тело – это нелегальный ввоз или вывоз человеческих существ: беглых политиков с бандой головорезов на хвосте или амбициозных деятелей, стремящихся опрокинуть действующий режим. В ящиках обычно содержатся приспособления для убийства, ввозимые на Африканский континент. В старые добрые времена такой бизнес называли контрабандой оружия.

– Чемодан, – помотал головой Кокер.

Это из детской считалки:

В нашем контексте речь идет о масштабном и высокоорганизованном браконьерстве, методичном истреблении африканского слона в охотничьих заповедниках и племенных землях Восточной Африки. Ненасытный азиатский рынок дает за слоновую кость хорошую цену, а чтобы забрать дорогостоящий груз из эстуария и доставить его по опасным прибрежным водам в Мозамбикский пролив, к ожидающему каботажному судну, требуется хороший капитан с быстрым катером.