Над ней склонилось женское лицо.

– Постарайся не шевелиться. С тобой все будет в порядке.

– Что?.. Где?..

– Постарайся не разговаривать.

Внезапно к ней вернулась память, а вместе с ней и пережитый ужас.

– Это чудовище! Обезьяна!

Китти попыталась вскочить и обнаружила, что ее руки пристегнуты к носилкам.

– Пожалуйста, не надо, дорогая моя. С тобой все будет в порядке.

Китти снова выпрямилась, напрягшись всем телом:

– А Якоб?..

– Твой приятель? Он тоже здесь.

– С ним все в порядке?

– Просто постарайся отдохнуть.

И то ли от убаюкивающего движения машины, то ли от накопившейся усталости, но Китти и в самом деле вскоре уснула, а проснулась уже в больнице, где обнаружила, что санитарки срезают с нее одежду. Вся передняя часть ее футболки и шортов обуглилась и рассыпалась от малейшего прикосновения, точно клочки сгоревшей газеты. Китти переодели в легкую белую рубашку, и на время она очутилась в центре внимания: доктора кружили возле нее, как осы над вареньем, проверяли пульс, дыхание и температуру. А потом внезапно все куда-то делись и Китти осталась лежать одна в пустой палате.

Прошло довольно много времени, прежде чем к ней заглянула медсестра.

– Мы сообщили твоим родителям, – сказала она. – Они сейчас приедут и заберут тебя домой.

Китти смотрела на нее непонимающим взглядом. Женщина задержалась, чтобы объяснить:

– Ты вполне цела и невредима. По всей видимости, Черная Молотилка пощадила тебя, зацепила только краем. Тебе чрезвычайно повезло.

До Китти дошло не сразу.

– А с Якобом тоже все в порядке?

– Боюсь, ему повезло меньше.

Китти охватил ужас.

– То есть как? Где Якоб?!

– Он в соседней палате. У него врачи.

Китти расплакалась.

– Но как же так? Он же стоял рядом со мной! С ним тоже все должно быть в порядке!

– Я тебе сейчас принесу поесть, дорогая. Тебе станет лучше. Может, попробуешь что-нибудь почитать, чтобы отвлечься? Вон на столике журналы.

Китти не стала читать журналов. Когда медсестра ушла, она соскользнула с койки и, пошатываясь, встала на ноги. Пол был деревянный и прохладный. Шаг за шагом, потихоньку обретая уверенность в своих силах, девочка пересекла тихую палату, миновав теплые квадраты солнечного света, падавшего из высокого, сводчатого окна, и вышла в коридор.

Напротив была еще одна дверь, и окошечко в ней было задернуто изнутри занавеской. Китти поспешно оглянулась по сторонам, беззвучно, словно призрак, перебежала коридор и ухватилась за ручку двери. Она прислушалась – но за дверью все было тихо. Китти повернула ручку и вошла.

За дверью оказалась палата, небольшая, но светлая, в ней стояла одна койка, окно смотрело на крыши южного Лондона. Косые лучи солнца падали на койку косым ромбом, деля ее ровно пополам. Верхняя часть койки оставалась в тени, как и лицо человека, который на ней спал.

Воздух в палате был пропитан обычными больничными запахами – пахло лекарствами, йодом, антисептиками, – но все это перешибал иной запах, запах гари.

Китти затворила за собой дверь и на цыпочках подкралась к койке. Она посмотрела на Якоба – и на глаза снова навернулись слезы.

Сперва она рассердилась на докторов за то, что ему сбрили все волосы. На фига было брить его наголо? Теперь тыщу лет не отрастет – а ведь миссис Гирнек так гордилась его черными кудрями! Якоб выглядел так странно – особенно сейчас, когда на его лицо падали эти необычные тени… И только тут до Китти дошло, что это были не тени.

Там, где кожу Якоба защищали волосы, она сохранила свой обычный смугловатый цвет. А все остальное, от основания шеи до линии волос, было исчерчено вертикальными извилистыми полосами, черно-серыми, цвета пепла и горелого дерева. На лице у него не осталось ни единого участка, сохранившего прежний цвет, разве что чуть-чуть на том месте, где были брови. Брови ему действительно сбрили, и на их месте остались два узких коричневато-розовых полумесяца. Но губы, веки, мочки ушей остались обесцвеченными. Лицо Якоба походило теперь больше на какую-то африканскую маску, на личину для карнавального шествия, чем на лицо живого человека.