Решительно отворив калитку, я зашел на участок. Дед граблями убирал опавшие листья и сгребал их в пока еще только начатую кучу – Апшилава их отпустил недавно, и они максимум приехали домой минут пять-десять назад. И вот на тебе – уже приступили к работе. Неплохие ведь люди, и зачем только этой дурью решили заняться на старости лет?

– Снова здравствуйте! – поприветствовал я деда. – Ваша супруга дома?

– На кухне хлопочет, – кивнул старик. – Вы проходите, она вас чаем напоит.

И тут же вернулся к своим граблям с листьями. Я поднялся на скрипнувшее крыльцо, открыл дверку, зашел на мост, как в нашем регионе называли сени. Помню, когда я гостил в деревне у бабушки по папиной линии, меня первое время это сбивало с толку. «Ты где сегодня спал?» – спрашивала она у дяди Фимы. «На мосту, – улыбался он. – Там хорошо, прохладно». И я еще думал: неужели он и вправду ходил на мост через Любицу и там спал? Прямо на траве? Или на асфальте? И только потом, смеясь, мне объяснили, что это часть дома, и ни на какой берег Любицы дядя Фима спать не ходил.

– Бог в помощь, – разувшись, я прошел на кухню и увидел там сосредоточенно нарезающую грибы старушку.

– Забыли чего? – не особо вежливо уточнила она.

– Именно, – я улыбнулся во все свои тридцать два зуба. – Вы же мне, помнится, обещали помочь… Телефон Евдокии у меня есть, коллега от вас передала. Я вот только, знаете, задумался…

– О чем же? – пенсионерка внимательно наблюдала за мной, словно пыталась найти подвох, но я твердо придерживался линии, будто тоже верю во все это мракобесие. В прошлый раз мне это помогло, должно помочь и сейчас.

– Как-то не по себе мне, – я изобразил вымученное признание. – Людям же после этих ритуалов плохо становится?

– Плохо, – подтвердила старушка. – Даже заболеть могут. Всерьез и надолго…

Она вдруг осеклась, и на морщинистом лице отразилось сомнение. Не в моих словах, нет. В собственных действиях. Словно до этого она так глубоко не задумывалась о последствиях, а мои слова ее подтолкнули.

– Евдокия говорила… – ее голос дрогнул, но она, поджав губы, справилась с нахлынувшими эмоциями. – Евдокия говорила, что если козу зарезать, то ритуал мощным получится. Сначала-то петуха нам советовала, но он хорош против одного человека…

– А вы не только Наташку хотели извести, но и начальницу сына, – подсказал я. – Соседку по коммуналке и еще кое-кого…

Старушка вдруг дернулась, отвела взгляд, и я понял, что попал в яблочко. Она тяжело вздохнула, из глаз потекли слезы.

– Какая же я дура, – покачала головой пенсионерка, вытирая глаза платочком. – Глупая старая дура. Сколько лет прошло, уж простить можно было.

– Кого? – мягко уточнил я.

– Ираиду, – всхлипнула старушка и мотнула головой в сторону, где теоретически сейчас находился дед. – Гулял он с ней, еще до пенсии, когда работал. Бухгалтершей она была у них на МТС [1].

– Это она? – я вытащил из кармана фотографию неизвестной и протянул бабульке. Она кивнула и вновь заплакала.

Моя гипотеза подтвердилась. То, что ни сама пенсионерка, ни ее муж не говорили ничего про эту незнакомку, и привело меня к мысли о какой-то семейной тайне. А то, что гробик с фоткой этой бухгалтерши, дедовой зазнобы, лежал в отдалении от всех остальных, заставило вспомнить разные истории адюльтеров, с которыми я сталкивался в своей работе. Внебрачные связи мешали полиции искать пропавших, всплывали мошеннические схемы, при переливании крови разбившемуся мотоциклисту вдруг выяснялось, что отец ему не родной, а мать по молодости загуляла с коллегой, принеся в итоге мужу в подоле. Все это и много чего еще пронеслось в моей голове, и я в итоге сложил два и два. А сейчас эта еще больше постаревшая женщина все подтвердила. Даже с дедом теперь говорить не нужно.