– Мы напишем коллективное письмо! – едва слышно пискнула Марта Мирбах, но для нее, очень тихой интеллигентной дамы, даже это было высшим проявлением храбрости.

– Товарищи, давайте решать вопрос конструктивно, – попыталась вставить свои пять копеек Громыхина. – Решение может быть пересмотрено, но нам точно не нужен скандал…

Журналисты принялись возмущенно переговариваться, уже не стесняясь Хватова и остальных. На Клару Викентьевну смотрели с плохо скрываемым возмущением, хотя она-то и вправду пыталась решить дело миром. И перед гостем из областной столицы меня аккуратно прикрывала. Даже не знаю, что могло произойти дальше, но положение спас Краюхин. Он попросил тишины и обратился к моему неожиданному преемнику:

– Богдан Серафимович, я предлагаю учесть мнение коллектива.

– Я… – Клара Викентьевна подняла правую руку. – Я поддерживаю предложение товарища Краюхина. Как я уже сказала, Евгений Семенович Кашеваров обладает высокой квалификацией. И, как мы смогли убедиться, пользуется в коллективе авторитетом.

– Что ж, – Хватов попытался сделать хорошую мину при плохой игре. – Мы против перегибов. Каждому нужно дать шанс, даже таким, как Кашеваров… – на этих словах журналисты возмущенно выдохнули. – Я даю Евгению Семеновичу испытательный срок. Месяц. Или четыре номера, но только в качестве корреспондента. Если он докажет, что осознал ошибки, готов дальше нести свет знаний советским людям, тогда его кандидатура на пост редактора вновь будет рассмотрена.

– Евгений Семенович, мы с вами! – шепнула мне Мирбах, пока наш разговор заглушили дружные аплодисменты.

Я кивнул Марте Рудольфовне, а потом встал. Шум и гам сразу же прекратился, все с интересом поглядывали на меня. Хватов тоже смотрел – оценивающе, но больше ненавидяще. Интересно, неужели он и в самом деле считает меня классовым врагом? Хотя скорее не так – не классовым врагом, а змеей, пригревшейся на груди трудового народа. Но ничего, на моей стороне поддержка коллектива, а еще неумолимый ход истории. Ветер перемен, который вот-вот повеет и над советским Андроповском.

– Я согласен на испытательный срок, – мне не хотелось произносить пламенных речей, достаточно было лишь этой короткой фразы.

– Вот и замечательно, – улыбнулся Хватов. – Тогда с вас и начнем. Какой материал вы подготовите в следующий номер газеты?

– Репортаж о праздновании Дня комсомола, – я использовал загодя заготовленный вариант. – Вечером в районном доме культуры состоится концерт художественной самодеятельности.

– Вот и приступайте, – нарочито спокойно сказал Богдан Серафимович.

После планерки меня в коридоре поймали Краюхин с Кларой Викентьевной. Хватов прошествовал в теперь уже его кабинет и не мог нам помешать. Вот только я, если честно, наоборот, хотел, чтобы он сейчас грозно выглянул из-за двери и разогнал нас. Не было у меня никакого желания говорить с парторгшей и первым секретарем. Просто хотелось выдохнуть.

– Евгений Семенович, ты, главное, сохраняй спокойствие, – уверенно убеждал меня Краюхин. – Сейчас наверху черт знает что творится… Переждать надо.

– Делайте то, что говорит Хватов, не спорьте, – вторила ему Клара Викентьевна. – Тише едешь, дальше будешь. Уверена, что ваша кандидатура вновь будет рассмотрена.

– Хорошо, не волнуйтесь, – ответил я. – Я спокоен. А сейчас, извините, мне нужно работать. Статья сама себя не напишет.

Сказав так, я заглянул в кабинет, где работал в будущем. Там сидели трое бунтовщиков – Соня Кантор, Зоя Шабанова и Виталий Бульбаш. Не было только Марты Мирбах, но я не придал этому особого значения. Вряд ли она просто так ляпнула про коллективное письмо в обком, но даже если вдруг передумала, мне достаточно и обычной моральной поддержки. Прорвемся!