– Что случилось?

– Я уволился, – возбужденно прошептал Петр и затравленно оглянулся. – Слушай! У тебя пылесос с синтезом?

– С чем?

– С системой саморемонта? – поморщился Петр. – Гарантия есть?

– Пожизненная, но модель обычная. Пыль, влажная уборка, мелкий ремонт напольных покрытий.

– Одолжи на пару дней! – попросил Петр.

– Забирай, – буркнул я, расставаться с Матильдой не хотелось.

– Пошли, – Петр вытянул из крышки пылесоса поводок, потянул его за собой.

– Что значит «уволился»?

– После! – отмахнулся Петр.


Матильда вернулась сама. Точнее, я обнаружил ее через пару дней на площадке. Пылесос заурчал, перекатился через порог и забрался под кровать, скрывшись среди разного хлама, который скапливался у меня таинственным образом. Петр не появлялся месяц, пока однажды вечером я не столкнулся с ним в кафе у станции метро. Он немедленно покинул какую-то невзрачную компанию и, подсев, пьяно сообщил:

– А я все еще свободный человек. Да.

– Празднуешь?

– А то, – ухмыльнулся Петр. – Пусть теперь попробуют… без меня. Еще в ножки поклонятся, когда припечет. Без меня не обойдутся.

Он наклонился ко мне и довольно хихикнул:

– Ты умеешь хранить секреты?

– Нет, – предупредил я.

– Удобная позиция, – скривился Петр. – Впрочем, здесь все прослушивается. А пусть знают! Понимаешь, заменить человека на войне роботом конечно можно. Но зачем? У нас что, мало солдат?

– Чтобы люди не гибли? – предположил я, поглядывая по сторонам.

– Да? – поскреб затылок Петр. – Но с той стороны по-прежнему люди!

– Почему мы должны думать о той стороне? – вспомнил я, как, замерзая в снегу и зажимая рану на боку, ждал темноты, чтобы отползти с линии огня.

– А кто будет думать? – Петр замолчал, несколько секунд клевал носом, потом встрепенулся. – Знаешь, почему мы все, все люди, все двадцать миллиардов, что топчем эту землю, почему мы до сих пор не поубивали друг друга? Потому что мы не роботы. Поэтому, если ты создаешь механического убийцу и не хочешь стать жертвой, сделай его хоть немного человеком. Или собакой.

– Я не понимаю.

– Они тоже не понимают, – прошептал Петр. – Как там у вас в пьесе? Главный рубильник? Неужели ты думаешь, что они могут это понять? Они сами… без рубильника!

– Подожди, – мне хотелось уйти, но Петр вцепился в рукав железной хваткой. – Не понимаю. Причем тут собаки?

– Собаки? – Петр погрозил мне пальцем. – Ты видел, какие у них зубы? Как ты думаешь, почему они не перекусали человечество? Ведь мы… обращаемся с ними как с собаками!

– Петро! – дюжий детина взгромоздился за наш столик с полными кружками пива. – Ну, ты что? Ушел, понимаешь. А это кто вообще?

– Никто, – поспешил я представиться и устремился к выходу. Жизнь научила обходиться без ненужных знакомств. Еще бы она научила обходиться без опасных мыслей. О собаках, о рубильниках, о том, почему мы все еще не поубивали друг  друга. Впрочем, как  ответил один из отрицательных героев нашей последней пьесы на вопрос положительного героя: «Подсудимый, отчего вы не убили всех, кого собирались убить?» – «Дайте срок!».


Гости пришли вечером.

– Откройте, – послышался требовательный голос. – Мы знаем, что вы дома.

Пришлось открыть. Неизвестные шагнули внутрь. Один последовал на кухню, другой поставил на пол тяжелый кейс.

– Вы были знакомы с Петром Сафроновым? – строго спросил он.

– Да, – я почувствовал неприятный холодок. – Учились когда-то вместе. Он мой сосед. Что-то случилось?

– Случилось, – кивнул чиновник. – Пару часов назад он был убит в пьяной драке. Тут недалеко.

– В самом деле? – мои колени дрогнули. – Не хотите ли вы сказать…