Во-первых, наши песнопения. Если быстро проглядеть обычный сборник гимнов, можно найти там немало представлений о загробной жизни, которые ближе к Теннисону или даже к Шелли, чем к ортодоксальному христианству.
эти слова написал благочестивый христианин Джон Кибл, но тут он теряется – причем теряется не в христианстве, а подобно капле в океане, о которой говорит буддийская эсхатология.>16 А вот его соратник по оксфордскому движению, Джон Генри Ньюман, который пишет почти гностические строки:
Думал ли Ньюман на самом деле, что в какой-то прежней жизни – будь то до зачатия или в раннем детстве – общался с ангелами, а затем должен возвратиться к такому состоянию? И затем – хотя образ одинокого странника, которого «благой свет» ведет через болота и по утесам, крайне романтичен, – неужели он действительно думал, что этот мир и нынешнюю жизнь можно назвать всего-навсего словом «ночь»?>17
Или как мы должны отнестись к яркому платонизму гимна «Пребудь со Мной», который кое-где все еще пользуется популярностью:
Есть множество гимнов и песнопений, которые выражают эту же идею; можно вспомнить, например, «Душа моя, там есть страна…» Воэна или «О, Земля чистого наслаждения…» Исаака Уотса. Для меня Уотс предпочтительнее: в конце концов, он опирается на библейскую типологию – на пересечение Иордана и вход в Землю обетованную, – в то время как Воэн представляет нам откровенно платонический мир с его верхом и низом, и, как мне кажется, христианское содержание там носит лишь косметический характер. Быстро просмотрев сборник гимнов, я нашел и десятки других примеров, и не все тут можно объяснить только отбором текстов в тот исторический момент, когда богословы увлекались такими представлениями.
Или вот рождественский гимн «Ясной ночью…», последние строки которого звучат так:
Это популярное рождественское песнопение, однако идея цикличной истории, которая в конечном счете вернется в золотой век, незнакома ни христианам, ни иудеям. Она явно языческого происхождения. Коль скоро мы заговорили о рождественских гимнах, то вспомним «В яслях», где поющие молятся: «И подготовь нас для небес, чтобы мы там жили с Тобою». Никакого воскресения, никакого нового творения, никакого брака неба и земли. И когда мы видим в сборнике гимнов откровенную романтическую естественную религию и универсализм Пола Герхардта («Закончен день тяжелый»), мы можем подумать, что составитель сборника, кто бы он ни был, прочел только первую строчку и не стал вникать в богословское содержание всего остального. Ведь иначе кто-то должен был бы удивленно поморщиться, узнав, что жизнь без веры в нынешнем тварном мире ведет к спасению, которое заключается в платоническом бегстве от творения:
Смерть в Новом Завете никогда не была «чистой ночью». Это – враг, которого преодолел Иисус, хотя окончательное поражение смерти еще впереди.