Отложим вопрос об источнике взгляда, я вернусь к нему при анализе 1-1-VI. С точкой зрения «что-то происходит», пока достаточно такого наблюдения.
(в)
Что там все-таки с Наполеоном и с несчастным герцогом Энгиенским? Читателю достался очень скупой конспект. В «Русском вестнике» это был длинный красочный рассказ: спектакль, в котором м-ль Жорж играла Клитемнестру, стол, накрытый на две персоны, грозный стук Наполеона, герцог лезет в корзину для белья, роковой платок с гербом… там упоминается граф Сен-Жермен, знакомый нам по «Пиковой даме»… там рехнувшийся конь герцога!.. там прекрасная фраза «От меня зависело приставить к носу Буонапарте пистолет вместо флакона».
Почему Толстой лишил читателя этой великолепной новеллы?
Как и в случае с исчезновением подробностей международного положения в 1-1-I, автор выбрасывает из текста «настоящую историю». У него есть свои герои, на которых он имеет серьезные планы. Огромный рассказ виконта о Наполеоне (разбитый в «Русском вестнике» на несколько кусков) ставил в центр гостиной виконта, в центр главы – французское происшествие. Это все, конечно, неправильно.
В «Русском вестнике», кстати, еще не было аббата Морио, только виконт из персонально обозначенных иностранцев. Вводя аббата, автор размывает статус отдельно взятого француза: когда их вдвое больше, внимания каждому – вдвое меньше. Аббат при этом изгнан и из фильмов, и из спектакля, фраза окончательного варианта «Нынче у меня два очень интересных человека» в театре звучит как в «Русском вестнике», а именно – «Один интересный человек». Хотя тут дело не в концептуальных соображениях, а просто театру удобнее, когда на сцене меньше народа.
В черновике и в журнале сцены, составляющие ныне 1-1-III, имели гораздо более сложную композицию: не буду углубляться, скажу лишь, что они располагались в журнале на территории глав, забавно исчисленных как III, IV и 1V (sic!). Сокращения устранили тематический перекос и, что для нас не менее важно, обнажили конструкцию.
Ah! Oh! 1-1-IV
а)
Здесь мы, напомню, ждем взрыва. В 1-1-IV три сцены. Первая – предотвращенный конфликт, ложная тревога; во второй взрыв наконец происходит, а третья – плавный анекдотический выход.
Сначала княгиня Друбецкая, анонимно упомянутая в 1-1-III как скромная гостья, единственная сидевшая возле ma tante, быстро встает, пересекает гостиную и настигает в передней князя Василия. Она просит для своего сына Бориса перевода в гвардию. Для этого князь Василий должен поговорить с царем.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтобы он не исчез.
Попросишь сейчас за ненужного юношу, позже не сможешь попросить что-то полезное. Потому князь Василий отказывает. Княгиня атакует, напоминает, что ее отец некогда помог Курагину в карьерном продвижении. Кн. Василий сначала испытывает что-то вроде укора совести – отец княгини и впрямь споспешествовал ему в первых шагах по службе, – но такой мотив недостаточен для этого персонажа, и автор выдвигает решающий: княгиня не угомонится, будет преследовать, не ровен час и закатывать сцены; проще уступить.
Князь, чтобы избежать преследований, обещает решить вопрос. Следует вторая просьба: пристроить Бориса адъютантом к Кутузову. Здесь князь Василий отказывает, ссылаясь на то, что все равно бесполезно, желающих много. Князь, кстати, говорит «не обещаю», мы понимаем, что это отказ, но формально-то не совсем отказ. Вот князь уходит – Друбецкая включает вслед улыбку, пытается пустить в ход «улыбку молодой кокетки, которая когда-то, должно быть, была ей свойственна». Она не срабатывает, элементарно поздно, князь уже удаляется.