Я раскланялся с сестрами и братьями, с дядьями и тётями, с чиновниками и попами, и произнес пару фраз о том, как рад вернуться домой. Запечатлев момент трогательного воссоединения на фото, мы с Императрицей, Барятинским и Победоносцевым погрузились в карету. Меня такой состав более чем устраивал, и, как только дверь кареты закрылась, я спросил:

– Что с папой?

– Прости, что напугали тебя, – смущенно отвела глаза Дагмара. – Саша упал с лошади, ударился головою и сломал ногу. Бедро. Только сегодня пришел в себя – к счастью, его разум остался с ним. Но перелом… – она закусила губу. – Доктора говорят, что более он не сможет ходить, если не случится чуда, – подняв на меня взгляд, с надеждой спросила. – Георгий, нет ли у тебя еще одного лекарства?

«Бедро» и «не сможет ходить» – значит перелом шейки бедра. На нынешнем уровне развития медицины не лечится, и быстро научиться это делать не получится. И без того больной после крушения поезда царь теперь будет прикован к постели, что выльется в пролежни, атрофию мышц и усиление всех имеющихся болячек. Может начать гнить и сломанная кость. Александр медленно, но неумолимо умирает. Что с этими Романовыми не так? Почему они так и норовят свалить на меня всю полноту власти, а не дать возможность тихо рулить из-за кулис?

Отогнав обиду и жалость к себе, я отвел глаза, вполне искренне закусил губу от бессилия и покачал головой:

– Такого лекарства нет.

Всхлипнув, Мария Федоровна сильно меня удивила, прижав к себе и начав плакать:

– Прости меня, мальчик мой! Ты – такой молодец, и никто не вправе требовать от тебя большего, чем ты уже сделал! Ты так молод, тебя совсем к этому не готовили, а ты… – отпустив меня, она всхлипнула снова и приняла из рук Барятинского платочек с благодарным кивком.

Владимир Анатольевич получил должность руководителя Путешествием благодаря протекции Марии Федоровны, так что он не столько «мой», сколько ее человек.

Так, стоп! Я что, любимчик? А ведь логично – старшему сыну была уготована участь наследника, и это даже на семейные отношения накладывало отпечаток. С Георгием проще – на него можно было выместить не растраченную материнскую любовь. Миша? Мише пришлось довольствоваться грустной ролью «последыша» и остатками той самой любви. Та же ситуация с девочками – старшенькая Ксюша у Марии Федоровны любимая, в письмах это хорошо прослеживалось, а маленькой Ольге не повезло. Нельзя не учитывать и постигшее Романовых горе – сначала умер маленький брат Саша, совсем маленьким, а теперь – Николай. Ополовинила судьба сыновей Марии Федоровне, и уцелевшие теперь ценятся больше.

– …А ты сделал так, чтобы смерть нашего Никки не была напрасной, – продолжила Императрица. – Ты назвал его именем губернию, ты сделал так, чтобы она кипела жизнью – ах, мой милый Никки так любил жизнь!

– Больше всего на свете я бы хотел, чтобы он был с нами, – эти мои слова тоже были почти искренними. – Если бы только тот китаец нас перепутал…

– Никогда! – взвилась Императрица. – Слышишь, никогда, никогда не говори таких ужасных слов!

Точно любимчик.

– Прости, – шепнул я, опустив взгляд.

– Ах, Жоржи! – она ласково обняла меня за плечи. – Мой бедный, бедный мальчик. Даже не могу представить, насколько трудно тебе пришлось – на другом конце мира, в окружении варваров, с телом брата на руках и совсем один…

Воспользовавшись паузой, я вставил:

– Я не был один, мама. Со мною были преданные друзья, – вымучил улыбку на Барятинского.

– Как я рада, что вы согласились разделить путешествие с Никки и Жоржи, Владимир Анатольевич! – похвалила своего протеже Мария Федоровна, вытерев платочком последние слезы. – Как хорошо, что Жоржи было на кого опереться в эти страшные дни!