– Симоне.

Я выдохнул. В носу засел резкий вонючий запах, который мешал сосредоточиться.

– Симоне. Скажи-ка мне, пожалуйста, почему мы здесь?

Парень задумался. Было видно, что он – нарик. На его венах красовались отметины от уколов. Скорее всего, вводит в себя какую-то дрянь и ловит кайф.

– П… Потому… потому что я стукач?

Парень едва ли не обделался. Я прищурился, продолжая буравить его своим серьёзным взглядом.

– Правильно, Симоне. Правильно.

Парень начал трястись.

– Знаешь, чего я больше всего не люблю? – Диего поднёс стул, на который я уселся.

Синоне замешкался с ответом. Хотя правильным он будет или нет, меня это не волновало.

– Я не люблю, когда мне врут, Симоне, – достав нож, я покрутил его в руках, демонстративно смотря на острый кончик. – Ложь – это трусость. А ты трус?

Всю ночь я не могла заснуть. Мне казалось, что я слышу бесконечные шепоты за окном. В этих стенах мне было душно, а постель казалась сырой

Это место никогда не будет моим домом. Оно мне чужое.

С рассветом я самостоятельно встала и умылась. Причесалась и надела форму, а после смиренно сидела и ждала на кровати, когда за мной придет Мария. Ожидание казалось бесконечным и словно тянулось, как резиновая лента.

Сегодня тот день, когда Хавьер сам, лично, отвезет меня в больницу на процедуры. Попытаться ли сбежать? Или же остаться и подумать над планом побега более тщательней? По крайней мере, за ужином Рамирес был очень вежлив и приветлив. Даже несмотря на языковой барьер, который стоял между нами. Хавьер был в хорошем настроении: расслаблен, спокоен и умиротворён. Но каким он будет сегодня? Для меня это загадка.

На часах было ровно семь утра, когда дверь открылась и на пороге появилась Мария.

– Доброе утро, – отозвалась она по-русски.

– Доброе, Мария.

– Как спалось?

Я пожала плечами.

– Хуже, но хотя бы на мягкой подушке.

Она подошла ко мне вплотную, держа в руках какие-то вещи.

– Ты серьезно подумала, что поедешь в больницу вот так? – спросила она, осматривая меня с ног до головы.

– А что тут такого?

– Дорогая, – произнесла Мария с нежной улыбкой, протягивая мне одежду. – В этой форме ты обычно ходишь только в поместье, да и то не всегда. А вот эти вещи ты наденешь для поездки.

Я осторожно взяла одежду из рук Марии.

– Переоденься, я буду ждать тебя в гостиной, – сказала она и, оставив меня одну в комнате, вышла.

В голове не укладывалось: мне дают другую одежду, не запирают дверь и говорят, что ждут в гостиной… Разве это не странно?

Однако противоречить этому я не стала. Пошла в уборную, переоделась, сложила форму на кровати и вышла. На мне были легкие джинсы и короткий топ. Волосы по-прежнему были в высоком хвосте.

Я осторожно вышла из комнаты. Два человека, улыбаясь, смотрели на меня. Один из них даже ухмыльнулся, жадно разглядывая меня.

Господи боже, фу! Животные какие-то…

Я с опаской шла по коридору, иногда оборачиваясь, чтобы убедиться, что за мной не следуют эти громилы. Из гостинной слышатся голоса: Марии и чей-то мужской. Они говорят в полтона, не слишком громко и не слишком тихо. Когда я вошёл в гостиную, то увидел, что Мария беседует с мужчиной. У него были короткие чёрные волосы, которые слегка завивались на кончиках. Глубоко посаженные карие глаза, высокие скулы и тонкие губы. Его чёрная льняная рубашка была расстегнута до груди, открывая очертания татуировки, которая была точно такой же, как у Хавьера. Казалось, это было клеймо его мафиозной семьи. И как только мужчина обратил на меня свой взор, я застыла на месте.

– Вот и Анна, – произнесла Мария по-русски. Мужчина продолжал пристально смотреть на меня, внимательно разглядывая, будто оценивая. Но в его взгляде я не заметила ни похоти, которую пытались скрыть другие мужчины в этом доме, ни безразличия. Напротив, в его глазах сверкала какая-то неведомая мне искорка добра и сострадания.