– А затем злой призрак-андроид…

– Зайка, – перебиваю я ласково, – синопсис может подождать.

– Вот мы все и ждем, – говорит Хлоя. – Скотт забыл свой диалог.

– Зайка, я читал сценарий, – говорю я. – У него всего одна реплика за весь ролик.

Семнадцатилетний режиссер подходит к кабинке с уоки-токи в руках: на нем серебряные джинсы DKNY и темные очки, и все остальное тоже выдержано в глэмовом духе.

– Хлоя, мы решили вначале снять последнюю сцену.

– Тейлор, мне позарез нужно выбраться отсюда в течение часа, – умоляет Хлоя. – Это вопрос жизни и смерти, Тейлор, да, кстати, это Виктор.

– Привет, – говорит Тейлор. – Мы встречались в баре Pravda на прошлой неделе.

– Я не был в Pravda на прошлой неделе, но, черт побери, забудем об этом – как дела?

– Массовка подобрана хорошая, но нам бы хотелось воссоздать жизненный стиль, с которым люди могли бы отождествлять себя, – объясняет Тейлор; я киваю задумчиво. – Я вижу это как полную противоположность перевозке контрабандного первитина из Праги на взятой в прокате «тойоте», что бы это ни значило. – (Нас перебивают – шум статических разрядов из рации, крики с другого конца комнаты.) – Это всего лишь Ларс, курьер, – подмигивает Тейлор.

– Тейлор… – вновь начинает Хлоя.

– Солнышко, ты выпорхнешь отсюда быстрее чем через тридцать минут, это я тебе обещаю. – И Тейлор возвращается к группе, сбившейся вокруг яйца.

– Боже, у меня удрученные нервы.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы снимаем это уже целую неделю и при этом отстаем от графика на целые три.

Возникает пауза.

– Нет, что ты имеешь в виду под «удрученными нервами»?

– Я хотела сказать «напряженные». У меня очень-очень напряженные нервы.

Наконец я решаюсь:

– Зайка, нам нужно с тобой кое о чем поговорить.

– Виктор, я же сказала, если тебе нужны любые деньги…

– Нет, я не об этом… – Пауза. – Ну, в общем, и об этом тоже, но…

– «Но» что? – Она смотрит на меня, ожидая. – «Но» что, Виктор?

– Зайка, просто в последнее время я дико нервничаю, когда открываю журнал и читаю твои рассуждения о том, каков твой идеал мужчины.

– С чего бы это, Виктор? – Хлоя поворачивается к зеркалу.

– Ну, наверное, основная причина в том, что… – я бросаю взгляд на Ла Тоша и понижаю голос, – что это – полная противоположность мне?

– Ну и что? – Она пожимает плечами. – Ну сказала я, что мне нравятся блондины…

– Но, зайка, я-то брюнет.

– Виктор, ради всего святого, это же написано в журнале.

– Господи, а вся эта чушь насчет желания иметь детей. – Я начинаю ходить кругами. – Я тебя умоляю, зайка. Что происходит? Что за сказка про белого бычка?

– Извини меня, Виктор, но я абсолютно не понимаю, что ты имеешь в виду под «сказкой про белого бычка».

– Зайка, я – твой лучший друг, так почему бы…

– Зеркало – твой лучший друг, Виктор.

– Зайка, но я же просто… – я окончательно теряюсь, – просто волнуюсь за нас с тобой, и…

– Виктор, что стряслось? Что ты вытворяешь? К чему все эти разговоры?

Я немного прихожу в себя:

– Ничего. Ничего, все в порядке.

Я трясу головой, пытаясь привести в порядок мысли.

– Я целый день держала в пальцах ледяной кубик, – говорит Хлоя.

– И твои пальцы посинели, а Скотт Бенуа вился вокруг все время. Ты это хочешь сказать?

Музыка из бумбокса, что-то английское, наверное Radiohead – грустная и вычурная баллада, – звучит на заднем плане.

– Виктор, все, что я хочу на настоящий момент, – это: а) показ Тодда, б) открытие клуба, в) рухнуть в постель, причем первые два пункта я бы с удовольствием вычеркнула.

– Кто такой Бакстер Пристли? – выпаливаю я.

– Друг, Виктор. Друг, мой друг, – отвечает Хлоя. – Тебе бы следовало быть знакомым хотя бы с некоторыми моими друзьями.