– Не трогать крапинки? – открывает рот от изумления Джей-Ди.
– Да, не трогать крапинки, – говорит Пейтон. – Дэмиену нравится стиль техно, а эти мерзкие крапинки вполне в духе техно.
– Нам всем нравится техно, – стонет Джей-Ди, – но нам нравится техно без крапинок.
Парень с видеокамерой снимает крапинки крупным планом, и все молчат, пока он, зевнув, не произносит:
– С ума сойти.
– Ребята, ребята, ребята! – Я поднимаю вверх обе руки. – Можно открыть клуб, не прибегая к взаимным оскорблениям? – Уходя, я бросаю через плечо: – А то в последнее время у меня складывается впечатление, что нельзя. Comprende?[9]
– Виктор, боже мой, ну постой! – кричит мне в спину Бонго.
– Виктор, подожди! – спешит за мною следом Кенни Кенни с мешком крутонов в руках.
– Неужели все это так… так… так отдает восемьдесят девятым годом? – выпаливаю я.
– Отличный был год, Виктор, – говорит Пейтон, стараясь не отставать от меня. – Блистательный год!
Я останавливаюсь и молча смотрю ему в глаза. Пейтон тоже останавливается, глядя на меня с надеждой и трепеща.
– Скажи мне, Пейтон, ты совсем удолбался, верно? – спрашиваю я спокойно.
Пейтон позорно капитулирует и кивает так, словно я сказал ему что-то приятное. Затем отворачивается.
– И жизнь у тебя еще совсем недавно была нелегкая, верно? – ласково спрашиваю я его.
– Виктор, прошу тебя, – вмешивается Джей-Ди. – Пейтон просто пошутил насчет крапинок. Мы не оставим так это дело. Я на твоей стороне. Они не стоят наших нервов. Мы их уничтожим.
Раскурив гигантский косяк, от которого не отказался бы сам Гаргантюа, оператор снимает на камеру вид, открывающийся через застекленные балконные двери: голые деревья в парке на Юнион-Сквер, проезжающий мимо грузовик с огромным логотипом Snapple, лимузины, припаркованные вдоль тротуара. Мы спускаемся вниз еще на один лестничный пролет.
– Может быть, хоть кто-то из вас все же снизойдет до внезапного порыва милосердия и начнет хоть что-нибудь делать? Например, удалит крапинки. Бонго, возвращайся на кухню! Кенни Кенни, ты получаешь утешительный приз! Пейтон, проследи, чтобы Кенни Кенни выдали пару дуршлагов и миленькую плоскую лопаточку.
Я делаю им недвусмысленные знаки уходить.
Мы уходим, оставляя Кенни Кенни на грани нервного срыва. Он стоит и терзает трясущимися пальцами бицепс с татуировкой Каспера – доброго привидения.
– Чао!
– Остынь, Виктор! Сколько там недель, говорят, средняя продолжительность жизни клуба? Четыре? К тому моменту, когда мы закроемся, никто и заметить их не успеет.
– Если ты такого мнения, Джей-Ди, то где дверь на улицу, ты сам знаешь.
– О, Виктор, ну будь же ты реалистом или хотя бы притворись им! На дворе уже давно не восемьдесят седьмой.
– У меня нет настроения быть реалистом, Джей-Ди, я тебя умоляю!
Проходя мимо бильярдного стола, я хватаю шар номер восемь и закатываю его рукой в угловую лузу. Наша группа спускается все ниже и ниже. Вот мы уже на первом этаже, и Пейтон знакомит меня со здоровенным черным парнем в темных очках с большими загибающимися стеклами, который стоит у входа и ест суши из коробочки.
– Виктор, это Абдулла, но мы все его здесь зовем Рокко. Он отвечает за секьюрити, и он снимался в том клипе TLC, который делал Мэтью Ролстон. Посмотри, какой лось здоровый!
– Мое второе имя Гроссмейстер Би.
– Его второе имя Гроссмейстер Би, – говорит Джей-Ди.
– Мы уже знакомились на прошлой неделе в Саут-Бич, – говорит мне Абдулла.
– Отлично, Абдулла, только я не был в Саут-Бич на прошлой неделе, хотя и пользуюсь там большой популярностью. – Я бросаю взгляд на девицу из