– Зачем? – срывающимся голосом спросил кинолог.

– Я же сказал: сочтёмся, – ещё шире усмехнулся стрелок, не опуская автомата.

Сделав вид, что всё понял и не собирается бросаться на автомат, проводник медленно отвернулся, незаметно передвигая ножны с десантным кинжалом. Сидевшие на броне так и не поняли, когда он успел выхватить кинжал и в развороте метнуть его в грудь убийце. Увидев, что проводник отвернулся, подлец с довольным видом сдвинул автомат за спину, решив, что кинолог смирился и не посмеет поднять на него руку. Но уже в следующую секунду он с хрипом оседал на землю, растерянно держась за торчащую из собственных рёбер рукоять. Бойцы бросились к уже мёртвому напарнику, но, убедившись, что всё кончено, повернулись к скорбно замершему проводнику.

– Ты хоть понимаешь, что натворил? – поинтересовался механик-водитель.

– Погань прирезал. За Роя. За друга, – выдохнул кинолог, опускаясь на колени возле тела своей собаки.

Погрузив тело бойца в машину, группа отправилась на базу. Теперь, когда не стало собаки, патрулирование было бесполезно. Обнаружить ксеносов при помощи техники было невозможно. Не стали они осматривать и труп погибшего гуманоида.

По какой-то причине погибшие оккупанты после гибели растекались грязной лужей непонятной субстанции, больше напоминавшей вытекший из тюбика гель. Но самое странное происходило с оружием. Оно почему-то сразу выходило из строя и очень часто просто взрывалось, хотя бывало и так, что взявший непонятный лучемёт человек получал только кучу разваливающихся в пальцах запчастей.

Он так и простоял всю дорогу до самой базы, где их встретили бойцы из военной прокуратуры. Увидев вылезающего с мёртвой собакой на руках кинолога, они молча отступили в сторону, отдавая последнюю дань уважения одному из лучших бойцов подразделения. Передав труп собаки ветеринару для составления отчёта, проводник молча сдал оружие и, протянув прокурорским запястья для наручников, тихо сказал:

– Давайте. Теперь уже всё равно.

– Не дури, разберёмся, – проворчал сержант, беря его за локоть.

Через десять минут Матвей, сидя в палатке, отведённой под допросную, мрачно курил, не сводя с сидевшего перед ним мужика тяжёлого, немигающего взгляда. Мужик, делая вид, что не замечает такого вопиющего нарушения порядка допроса, молча листал лежащее перед ним досье. Наконец, отодвинув его в сторону, он поднял взгляд и, покачав головой, глухо спросил:

– Ну и за что ты его так?

– За друга, – коротко ответил Матвей.

Гибель Роя словно выжгла из его души все чувства. Стоя над его телом на коленях в десантном отсеке, он неожиданно понял, что остался совсем один. Совсем. Один. Это было так страшно и больно, что Матвей едва не закричал во весь голос. Рой был единственным существом, которое связывало его с той, прошлой жизнью, где его любили и где он любил.

– Гибель твоей собаки – потеря для службы, безусловно, большая. Но ты не имел права казнить бойца сам. Даже за друга, – осторожно подбирая слова, произнёс мужик.

– Имел. Просто вы ничего не знаете, – всё тем же ровным, безжизненным голосом ответил Матвей.

– Ошибаешься. Мы многое знаем, – чуть усмехнувшись, ответил тот и, раскрыв лежавшее на столе досье, принялся читать: «Матвей Беркутов. Тридцать пять лет, образование высшее юридическое, до войны был частным предпринимателем, имел жену и пятилетнюю дочь. Обе погибли во время первого налёта ксеносов на город. В СКС состоит уже три года, можно сказать, с первых дней войны. Собака – ротвейлер по кличке Рой, восьми лет, отлично натаскан, на личном счету – больше семидесяти обнаруженных особей ксеносов».