Кабинет вождя в Кремле находился на втором этаже. Для входа в коридор, где сидел Сталин, требовался специальный пропуск. Но никого не проверяли и не обыскивали. Затем шла анфилада комнат – секретариат, комната Поскребышева, от которого, по словам чувствительных к спиртному офицеров госбезопасности, исходил запах коньяка, и комната охраны, где всегда находилось несколько человек. Начальник охраны Власик занимал кресло у двери.
Совещание в Кремле началось без пятнадцати шесть утра. Первыми приехали нарком иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов и нарком внутренних дел Лаврентий Павлович Берия. Вслед за ними в кабинет вождя зашли Тимошенко, Жуков и армейский комиссар 1-го ранга Лев Захарович Мехлис, назначенный накануне начальником Главного политического управления Красной армии и заместителем наркома обороны. Позже появились секретарь ЦК Маленков, заместитель главы правительства Анастас Иванович Микоян, нарком путей сообщения Лазарь Моисеевич Каганович, бывший нарком обороны маршал Климент Ефремович Ворошилов, первый заместитель Молотова в Наркомате иностранных дел Андрей Януарьевич Вышинский, генеральный секретарь исполкома Коммунистического Интернационала болгарский коммунист Георгий Димитров…
По словам Жукова, Сталин был очень бледен и держал в руках не набитую табаком трубку. Первое, что он спросил у военных:
– Не провокация ли это немецких генералов?
Даже Тимошенко не выдержал:
– Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация?
Сталин не мог поверить в очевидное:
– Если нужно организовать провокацию, то немецкие генералы будут бомбить и свои города. Гитлер наверняка не знает об этом. Прикажите огня не открывать, чтобы не развязать более широких военных действий.
Он обратился к Молотову:
– Позвоните в германское посольство.
Там ответили, что посол сам просит его принять.
Когда посол граф Фридрих Вернер фон Шуленбург попросил о встрече, у Сталина, похоже, шевельнулась надежда: все сейчас выяснится, это – все что угодно, только не война. Может, Гитлер решил пошуметь на границе, чтобы придать весомости своим требованиям?
Молотов ушел в свой кабинет.
Тем временем Жукову в сталинскую приемную позвонил его первый заместитель генерал Ватутин, доложил, что немецкие сухопутные войска перешли государственную границу и наступают. Жуков и Тимошенко попросили Сталина разрешить отдать войскам приказ нанести контрудар.
– Подождем возвращения Молотова, – ответил Сталин.
Ночью шифровальщик немецкого посольства сообщил послу Шуленбургу, что из Берлина получена особо секретная телеграмма имперского министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа, адресованная лично послу.
В срочном послании Риббентропа говорилось:
«1. По получении этой телеграммы все зашифрованные материалы должны быть уничтожены.
Радио должно быть выведено из строя.
2. Прошу Вас немедленно информировать господина Молотова, что у Вас есть для него срочное сообщение и что Вы поэтому хотели бы немедленно посетить его.
Затем, пожалуйста, сделайте господину Молотову следующее заявление:
«Советский полпред в Берлине получает в этот час от имперского министра иностранных дел меморандум с подробным перечислением фактов, кратко суммированных ниже…»
Далее на нескольких страницах Советский Союз обвинялся в подрывной деятельности, в концентрации войск на германской границе и в переговорах с Англией о военном сотрудничестве против Германии. Документ был состряпан на скорую руку, но никто в ведомстве Риббентропа и не озаботился тем, чтобы придать ему минимальную достоверность: чего зря стараться, если Россия уже обречена?