Затем в подвал начали спускаться другие люди, хохочущие, нетвердо стоящие на ногах. Их голоса были громкие, кто-то даже затянул песню – унылую, как их степь. В тайник к Олегу доносились пыхтение, ругань, скрип сдвигаемых с мест бочек. Он прислушивался к шуму, веселью, считал, сколько раз над головой прогрохочет тяжелый гром: обров интересовали бочки с медом и пивом…

Много позже осторожно поднял ляду, прислушался, выбрался из тайничка в подвал. Запах гари полез в горло, защипало глаза. В подвале темно хоть глаз выколи, но вверху в черноте светится звездочка – верхняя крышка открыта, видно клок ночного неба. Хорошо. Услышит заранее, если кто вздумает спуститься в подвал. Пока что лишь слышны в ночи пьяные песни, неблизко – шагах в ста.

Он прокрался на цыпочках, выставив перед собой руки. Тяжелый меч приятно оттягивал ремень на плече, за другим плечом был лук со стрелами. Олег нащупал ногой ступеньки, осторожно пошел вверх. На последней застыл, прислушиваясь. Когда-то его знали как вещуна, который может предвещать будущее, он и предвидел – пути народов, походы великих царей, падение империй, но никто не ведает, что ждет его завтра или даже сегодня за ближайшим углом!

Он долго прислушивался, ловил запахи. Ноги начали подрагивать, наконец ощущение опасности миновало, но в любой момент кто-нибудь из пирующих на просторе обров может подойти к открытому подвалу, заглянуть, а то и полезть за медом. Олег легко выпрыгнул, пригнулся, расставив руки и готовый к схватке.

Над ним колыхалось огромное звездное небо, воздух был холодный, с сильным запахом гари. Под ногами хрустели головешки, луна пряталась за тучами. Он передернул плечами – свежо. Заскакивал в подвал, зная, что над головой три поверха огромного терема из толстых бревен, а вылез прямо будто в середине скифской Степи. На востоке над самым виднокраем серела полоска, будто черное небо какая-то сила отрывала от такой же черной как деготь земли. Эта сила звалась Белым Светом, что Род создал в первый день творения. Белый Свет могучим клином вонзился между землей и небесной твердью, победно теснил ночную тьму.

Ноги по щиколотку погрузились в теплый пепел. В стороне горел костер, ветерок принес пьяные вопли и запах жареного мяса. Олег прокрался к темнеющим силуэтам построек. Конюшня сгорела начисто, как и кузня, а ближайшие хаты зияли голыми балками крыш.

Глаза привыкли к скудному свету, он пошел скользящим шагом, как учил его Мрак, великий охотник и самый старый друг: под ногами не щелкнул ни единый древесный уголек. Сделав круг, он зашел к сидящим у костра с тыла, присел во тьме, начал всматриваться, вслушиваться в песни. Что за народ обры? Он видел многие племена и по одной пряжке мог сказать: крупное племя или нет, управляет вождь или старейшины, власть выборная или по наследству, каким богам поклоняются…

С содроганием понял, что обры – исключение из всех известных племен. Славянские ли кузнецы, скандинавские, германские или восточные – оружие куют, как цветок на клинке оставят, узор хитрый, а рукоять вовсе в облике прыгающего барса или грифона делают. А чеканка, отделка серебром и золотом шеломов, конской сбруи, поясов, ножен? Щиты – картины: василиски, птицы Сирин, полканы, разрыв-трава и цвет папоротника… А вот у обров мечи – плоские, мертвые, без узоров. Щиты – обтянутые кожей плетенки из лозы, чтоб меч, скользнув по одной, тупился о другую. Ножны – только ножны, пояса – пояса, на шеломе, что на голове красуется – не на пне! – даже намека нет на узоры.