Он поднял мою голову за подбородок и сперва повернул влево, затем вправо, пристально вгляделся в глаза. На ладони его вспыхнул яркий магический светлячок.

– Что вы делаете? – сощурилась от слепящего огонька.

– Изучаю, как реагирует на свет ваш зрачок, тэа.

– Зачем? Вы как будто меня осматриваете, но вы же не врач.

Я все старалась избежать его отточенных, уверенных прикосновений, а он как-то неясно хмыкнул и отпустил.

– Вы в порядке, Мариона.

– Не в порядке. Вовсе не в порядке. Отпустите меня в лазарет.

– Нормальная реакция зрачка на свет – сужаться, тэа Эста. Расширенное состояние говорит о возбуждении, а поскольку у вас налицо упадок сил, то более вероятен прием некоего возбуждающего препарата, сказавшегося на самочувствии. Могу предположить, что его влияние кратковременно, поскольку к концу осмотра зрачок сузился больше.

– Ничего я не принимала, – уперлась, действительно чувствуя, как действие таблетки постепенно сходит на нет.

– Могло попасть с пищей, в гимназии такое случается, – невозмутимо парировал тен Лоран, протягивая руку в сторону двери. – Прошу в класс.

– Не пойду! – Ни с каким другим преподавателем я бы не позволила себе так упорствовать и вести себя без должного почтения, но в присутствии Эсташа все во мне переворачивалось. Я даже грубила ему с огромным удовольствием. И еще бы разок толкнула за эту невозмутимую физиономию. Почему он и на грубость не реагирует, как любой нормальный человек? – Не пойду, – повторила, чуть не притопнув ногой от досады. – Мне плохо, а вы не пускаете в лазарет. Мне нужен осмотр специалиста и лекарство.

– Вас нужно освободить от последствий воздействия лекарства, тэа, но процедура неприятная, рекомендую просто подождать.

Я уперла руки в боки и с вызовом посмотрела защитнику в глаза. И кто бы мне объяснил, почему спокойно-равнодушный взгляд в ответ на все мои провокации, на это детское, но такое вызывающее непослушание, на обман, в конце концов, вызвал затаенную боль. Он слишком взрослый и слишком воспитанный, чтобы выйти из себя, чтобы даже просто сказать: «За вашу ложь вы будете наказаны». Так все учителя говорят, даже самые сдержанные и стойкие, даже самые вежливые. А от преподавательницы хороших манер фразу о наказаниях я слышу через урок. И в таких случаях сразу ясно, что человека проняло, зацепило. Почему же он не как все?

На долгий контакт глаза в глаза не хватало моральных сил. Этот его прямой взгляд обладал непостижимо мощным воздействием, и я не смогла выдержать, отвернулась первой.

– Урок начался, тэа, – негромко заметил Эсташ, когда по коридорам пролетел мелодичный звон колокольчика. – Заходите.

А если рвануть сейчас в сторону и помчаться к лестнице и дальше по ступенькам, он ведь все равно поймает? Пусть руки его сейчас опущены, обманчиво расслаблены, однако точно знаю, что вернуть меня обратно не будет стоить защитнику никаких усилий. Но как же стыдно станет мне потом за столь нелепую выходку. А еще хуже, если не сделает попытки остановить.

Не передать, с каким разочарованием и стыдом я входила обратно в зал. Девушки были заняты веселой возней, а ассистент пытался призвать их к порядку и построить. Но когда вошел тен Лоран, все мгновенно успокоились. Произнесенные тихим голосом слова, обращенные ко мне, наверное, услышал каждый. Была у тен Лорана такая особенность – четко проговаривать фразы. Даже нашего директора, который обычно говорил громко, но имел привычку глотать окончания и торопливо излагать свои мысли, понять бывало сложнее.

– Присядьте на скамью, тэа Эста. Приступите к занятиям, когда почувствуете себя лучше. – А сам направился в центр зала, на ходу натягивая перчатки, дополнявшие тренировочный костюм преподавателя.