– Анна Дмитриевна? Какая неожиданная встреча! – Соболева возникла на моем пути внезапно и сразу приперла бюстом к стене. – Гуляете?

– Добрый день, Ксения Андреевна. Гуляю, – согласилась я.

– Да какой же он добрый, – закатила она глаза. – Столько проблем. Столько проблем. И у нас в театре. И у соседей. Вот из Ильинска новости пришли. Тревожные.

Сердце забухало в предчувствии неприятностей.

– Какие? – я спросила вроде небрежно, но руки сами собой судорожно сжались.

– Говорят, что с отъездом Песцова рысьинская девица слегла, – громко прошептала Соболева, вращая глазами для пущей важности. – Рысьины объявили, что у нее лихорадка. Понимаете, что это значит?

Руки чуть разжались, и я порадовалась, что они были в муфте, а тетрадь если и помялась, то самую малость. Карандаш вот только сломался. Но ничего, буду считать, что у меня два карандаша. Совсем небольшая плата за прояснение ситуации с моими поисками.

– Что?

– Что она по уши влюблена в Песцова, – лихорадочно зашептала Соболева. – Почахнет так неделю-другую, княгиня смирится и согласится на их брак. Все равно внучка уже скомпрометирована.

– Возможно, они и не встречались ни разу, – пробурчала я.

Не могли мне подобрать кого-нибудь поприличнее, если уж решили скомпрометировать.

– Вы сами-то в это верите, Анна Дмитриевна? – по-доброму улыбнулась Соболева.

Прямо как гиена перед тем, как вцепиться в ослабевшую жертву. Но я жертвой пока не была и становиться ею не собиралась.

– Господин Песцов не выглядит страдающим по оставленной в Ильинске девушке, – заметила я. – Да и не похож он на завзятого сердцееда.

– Ой, Дмитрий Валерьевич никогда не страдает. Он знает, что, если захочет, сможет добиться любой, – хитро улыбнулась моя собеседница и придвинулась ко мне совсем тесно, всем своим видом намекая, что могла бы рассказать кучу сплетен, если я вдруг захочу.

Я не хотела.

– Мне кажется, он сейчас вполне удовлетворен обществом мисс Мэннинг. Она такая красивая, такая талантливая, с тонкой душевной организацией, – завела я панегирик нанимательнице.

– С тонкой душевной организацией? – внезапно оживилась Соболева.

– С тончайшей, – чуть настороженно подтвердила я, не понимая, куда гнет эта дама.

– Милочка, так это же то, что нам так нужно, – возбужденно сказала Соболева. – У мисс Мэннинг наверняка есть способности медиума.

– Возможно.

Соболева ухватила меня за руку чуть выше локтя:

– Анна Дмитриевна, вы мне должны помочь.

– С радостью, Ксения Андреевна. – Я чуть дернула рукой, намекая, что держать меня совершенно излишне, все равно я далеко не убегу в этой неудобной юбке. – Что я могу для вас сделать?

– Уговорить мисс Мэннинг, разумеется, – умоляюще сказала Соболева. – Мне нужен медиум. В моем салоне еще ни разу не получалось удачного спиритического сеанса. Сами понимаете, для меня это очень важно. Злопыхательницы уже шепчутся, что дело во мне. Мол, мой зверь слишком слабый, представляете?

– Какой ужас, – сказала я, совершенно не представляя, чем это может грозить Соболевой. – Но ведь мисс Мэннинг может и не оказаться медиумом.

– А мы проведем пробный сеанс, – деловито предложила собеседница. – Мисс Мэннинг, я, господин Песцов и вы.

Концерт удался. Пусть мисс Мэннинг пела под аккомпанемент всего лишь рояля, создавалось впечатление, что вместо него был целый симфонический оркестр. Оказалось, на репетиции она работала, не слишком напрягая связки, и сейчас ее прекрасный бархатный голос плыл по застывшему в восхищении залу, в полной мере передавая все, что вкладывала певица. В этот раз я не сидела сторонним зрителем, а стояла за кулисами, поэтому наблюдала за всем. За мисс Мэннинг, вдохновенно отдающей всю себя залу. За залом, завороженно слушающим певицу. За всхлипывающей от избытка чувств горничной, прижимающей к груди саквояж с вещами, жизненно необходимыми мисс Мэннинг. Песцову насладиться в полной мере выступлением мешала Соболева, которая тоже не устроилась в зале, а вцепилась в организатора концерта обеими руками, словно он мог испариться вместе с подопечной, и что-то бубнила ему в ухо, которым Песцов нервно подергивал. Наверное, стряхивал лапшу, когда той становилось слишком много. Время от времени он страдальчески кривился и косился то на мисс Мэннинг, то на надоедающую ему Соболеву, отделаться от которой воспитание пока не позволяло.