– А что случится, если я соглашусь?

Ломая возникшее доверие, Агламена грубо всунула кожаный чехол в руки Гидеон и пихнула ее в ту сторону, куда ушла Харроу.

– Тогда поторопись. Если я хочу превратить тебя в рыцаря Девятого дома, мне стоило начать шесть лет назад.

Второе письмо, полученное от Царя воскрешающего, милостивого императора, было не таким многословным, как первое.

Они копались в личной библиотеке Нонагесимус, каменном сводчатом помещении, забитом полками с заплесневевшими и никому не нужными книгами, которые Харрохак не читала, и заплесневевшими и чуть более нужными книгами, которые читала. Гидеон сидела за широким шатким столом, заваленным горами листов с некромантскими пометками на полях – почти все пометки были сделаны корявым торопливым почерком Харроу. В одной руке она держала письмо, а в другой – кусок волокнистой ваты, которой медленно наносила на лицо алебастровую краску из горшочка. При этом Гидеон чувствовала себя малолеткой. Краска пахла кисло и холодно и забивалась в складки кожи. При каждом вдохе комки краски лезли в нос. Харроу валялась на потертом парчовом диване, скрестив тощие, обтянутые черным ножонки. Ряса лежала рядом. Гидеон думала, что Харроу похожа на злобную черную палку.

Гидеон перечитала письмо еще раз и еще, а потом посмотрела на себя в маленькое треснувшее зеркало. Отлично. Секси.

– Ты, конечно, сказала «Первый дом» раза типа три, но я вообще-то думала, что это метафора.

– Я думала, что это наполнит тебя духом приключений.

– Ни хрена не наполнило, – ответила Гидеон, снова обмакивая вату в краску. – Ты везешь меня на планету, где никто не живет. Я думала, это будет Третий, или Четвертый, или миленькая космическая станция, или что-то вроде того. А не тупая пещера, полная свихнувшихся на религии психов.

– Кто бы стал устраивать собрание некромантов на космической станции?

Хороший вопрос. Если Гидеон что-то и знала о некромантах, так это то, что они всегда нуждались в силе. Танергия, суть смерти, изобиловала в местах, где умирали – сейчас или раньше. Глубокий космос – кошмар для любого некроманта, потому что там никогда не было ничего живого, а значит, и не растекались бассейны смерти, к которым Харроу или кто-то вроде нее мог бы пристроиться с соломинкой. Храбрецы Когорты смотрели на это ограничение с сочувствием и радостью: нельзя отправлять адепта делать работу воина.

– Обрати внимание на последний абзац, – сказала Харроу с дивана. – А в особенности пробеги своим невежественным взором пятую и шестую строки. – Гидеон невольно обратила свой невежественный взор на пятую и шестую строки. – Объясни, как ты понимаешь смысл.

Гидеон прекратила краситься и откинулась назад, не подумав. Стул тут же рухнул на холодные плитки пола. Одна из ножек прогнила.

– «Ни челяди, ни слуг, ни домочадцев». Иначе тебя бы все равно раскатали в пыль. Надо было брать с собой Крукса. Ты серьезно хочешь сказать, что там никого не будет, кроме нас и дряхлых тупых иерофантов?

– Это, – сказала Преподобная дочь, – и есть смысл.

– Да ну охренеть теперь! Тогда дай я нормально оденусь и меч с собой возьму.

– Десять тысяч лет традиции, Сито.

– У меня нет десяти тысяч лет никакой традиции, сука, – ответила Гидеон. – Есть десять лет обучения на мечника и аллергия на краску для морды. С этой зубочисткой и штукатуркой на лице я пользы не принесу.

Преподобная дочь сцепила кончики пальцев. Отрицать она ничего не стала.

– Десять тысяч лет традиции, – медленно повторила она, – велят Девятому дому вырастить рыцаря с достойным клинком, достойным уровнем образования и достойным воспитанием. Любой намек на то, что у Девятого дома не хватает сил исполнить хотя бы это требование, ничем не лучше прямого отказа. Я лучше бы отправилась одна, чем взяла с собой тебя в твоем обычном обличье. Но я знаю, как создать нужное впечатление. Я могу найти клинок. Я могу вбить в тебя начатки знаний. Но я никак не могу повлиять на твое поведение. Два из трех – это еще не три. Дело зависит от твоей способности держать рот закрытым и изображать, что ты соответствуешь минимальным требованиям.