– Где-то здесь должна быть граппа [Граппа – итальянская виноградная водка], – заявил он озабоченно, – я просто уверен, она тут есть. Если, конечно, ее не выдули проклятые постояльцы. Черт побери, мы живем в Италии, а значит, запасы граппы должны пополняться постоянно. А если вдруг война, что мы будем пить – виски или, может быть, джин? Они правда считают, что люди выживут на этом иностранном пойле? Кажется, во всей Италии я один думаю о безопасности государства…

– Не очень-то он похож на полицейского, – негромко сказал Волин по-русски.

– Здесь, в Ао́сте [Аоста – здесь имеется в виду автономная область Валле-д’Аоста], своя сложная система, – также по-русски отвечала та. – Если говорить совсем просто, они тут наполовину полицейские, наполовину лесничие. Не советую вдаваться в детали, в них сам черт ногу сломит.

Наконец лесной детектив вылез из холодильника с бутылочкой чего-то бледно-желтого наперевес. И тут же устроился в самом большом кресле.

– Ваше здоровье, рагацци, – весело сказал он, отпивая прямо из бутылки. – Зовите меня просто – синьор комисса́рио.

Волин подумал, что до комиссара тому как до неба, да и не станет он комиссаром никогда с такой страстью к выпивке. Вслух говорить он этого, конечно, не стал, а просто присел вместе с Иришкой на обширный кремовый диван.

– Так-так, – сказал рейнджер, изучив удостоверение Иришки, – а вы, синьор?

Волин открыл было рот, чтобы начать объяснение, но господин совринтенденте неожиданно прервал его.

– Молчите, – воскликнул он, – я все понял без слов. Я вижу вас насквозь. Gde tvoja babúshka, malchik? – внезапно выговорил он по-русски с ужасным акцентом.

– Моя бабу́шка давно на том свете, – сухо отвечал Волин. Его начинал раздражать этот темпераментный итальянец.

Совринтенденте погрозил ему пальцем и снова перешел на французский.

– У нас тут бывает много русских, я сразу узнал в вас русского. Кстати, имейте в виду – это совсем не комплимент.

Услышав такое, Иришка нахмурилась: что за русофобия?

– Да ладно, плюнь, – сказал Волин по-русски.

– Нет, не ладно, – она, похоже, завелась всерьез. – Говорю тебе, это русофобия. Пускай возьмет свои слова обратно.

Надо отдать рейнджеру должное: поняв, что перегнул палку, он немедленно извинился. И даже признался, что он и сам немного русский – бабушка его спаниеля, кажется, состояла в связи с русским черным терьером.

– Лучше бы он не извинялся, – буркнул Волин.

В знак своего особенного расположения к новым знакомым синьор комиссарио даже позволил звать его просто по имени: Се́рджио Пеллегри́ни.

– Ну, господа, так что же вас привело в Италию? – и Пеллегрини в предвкушении интересного рассказа потер пухлые ручки.

Ирина в двух словах объяснила ему суть дела. С каждой секундой тот становился все мрачнее.

– Ду́э [Due (ит.) – два], – наконец сказал он хмуро. – Два трупа, синьоры: один у вас, другой у нас.

– Трупов может быть и больше, – безжалостно заметила Иришка. – Надо бы осмотреть номера, в которых жили Маттео Гуттузо и наш русский покойник.

Она уже знала, что человек в черном в отеле не жил, и более того, пока неясно было, как именно мог он попасть в гостиничный мусорный бак.

Осмотр номеров новых трупов не принес, однако стало ясно, что поиск идет в правильном направлении. Номер русского покойника, которого Волин и Иришка между собой для простоты звали Иван Иванычем, был в относительном порядке, хотя кто-то явно покопался в вещах убитого. Номер же Гуттузо оказался перевернут вверх дном, налицо были несомненные следы драки.

– Перфе́тто! [