Поначалу Михаила Андриановича пристроили командовать транспортом на пивзаводе, потом заведовать пекарней, но и тут он залетел. 18 марта 1953 года ему объявили строгий партийный выговор за выпивку в рабочее время и низвергли в плотники.
Так что, возможно, теперь, когда на сытой, привольной жизни оказался поставлен крест, Михаил Андрианович вспомнил, как хорошо жили в прежние времена большими семьями, сообща огоревывая свалившуюся беду.
И позабыл, позабыл Михаил Андрианович, что и время стало другим, да и сам он тоже изменился.
– У меня совсем ума не было, так поехали... – вздыхала, вспоминая об этой авантюре, Валентина Алексеевна.
Забегая вперед, скажем, что ничего хорошего из этого не получилось, и через пару месяцев Альберт Михайлович и Валентина Алексеевна ушли из отцовского дома на частную квартиру, а потом и вообще уехали из Вологды, прожив там чуть больше года...
Но еще до этого Валентина Алексеевна стала свидетелем встречи Николая Рубцова с отцом, с братом...
1
Зима 1955 года выдалась холодная.
Вот уже и март наступил, а морозы не ослабевали...
Только что спровадила Валентина Алексеевна цыган, выпрашивавших сахар, – сахара тогда совсем не стало в Вологде, – как снова заскрипел снег под окнами.
Валентина быстро выскочила на крылечко. У калитки стоял черненький, худенький парнишка в осеннем пальто, в ботинках.
– Чего? – спросила Валентина. – От своих отстал?
– Не отстал... – засмеялся парнишка. – Я вообще не цыган. Я брата разыскиваю. А вы... – Он постучал нога об ногу, пытаясь согреться. – Вы не жена Альберта будете?
– Жена! – сказала Валентина. – А ты откуда знаешь?
– Я в справке адрес сестры спрашивал, Галины... А мне сказали, что только Валентина Рубцова есть. И адрес этот дали. А здесь у меня отец живет.
– Михаил Андрианович?
– Ага...
– А чего же тогда в дом не заходишь?
– А можно?
– Заходи. А то я замерзла с тобой.
– А эта... Жена его... Она дома?
– Сейчас должна прийти, в магазин пошла.
– Я тогда посижу немного, погреюсь, – сказал Николай. – Ты, Валя, когда Альберт придет, покажи мне... Я ведь и не помню его...
Пока говорили, пока отогревался в домашнем тепле Николай, вернулась мачеха – высокая, светлоглазая женщина. Только взглянула на Николая и даже раздеваться не стала – вышла, хлопнув дверью.
– Куда это она?! – удивилась Валентина.
– Отца предупреждать, чтобы не оставлял меня здесь.
– А ты откуда знаешь?
– Знаю... Ты мне подмигни, Валентина, когда Альберт придет... Я боюсь, что и не узнаю его...
«И вот пришел отец, – вспоминала Валентина Алексеевна. – И ведь не обнялись даже.
Сел на лавку, и сидят, разговаривают с Николаем, ну так, будто вчера расстались.
Альберт только к пяти часам пришел...
Николай-то попросил меня подмигнуть, а только я и сообразить ничего не успела, они уже обнимаются»...
– Николай!
– Олег!
На следующий день утром Михаил Андрианович подошел к Валентине Алексеевне и сказал:
– Ты скажи Николаю, чтобы не задерживался. Пускай уезжает.
– А почему я должна ему это говорить?!
– Да потому... – ответил Михаил Андрианович, – что отец я. Мне неудобно. А тебе-то чего? Скажи...
Когда проснулся Николай, Валентина Алексеевна передала ему просьбу отца.
Думала, что рассердится, но Николай спокойно выслушал все, а потом сказал:
– Ты, Валентина, не беспокойся. Я все знаю. Я брата нашел и уеду теперь, не буду стеснять никого. А на отца ты не обижайся. Он всю жизнь на легкой работе был, а теперь старый, больной, с ломом ходит... А я уеду. Я брата нашел, теперь не потеряю его.
«Вот ведь, – утирая платком слезы, рассказывала Валентина Алексеевна, – моих годов был, а уже такой умный. Не стал никого осуждать. Серьезно так рассудил. Я уже после подумала, какой он молодец, что не дал мне разругаться. Дала ему мамин адрес в Приютино. Какие у меня копейки были, отдала, и он уехал. А мы потом с Альбертом тоже ушли на частную квартиру...»