«Это не вспышка пьютера, – подумала Вин. – И даже не дюралюминий».
Не спуская глаз с инквизитора, она с трудом поднялась. Тот уже двигался с обычной скоростью, но все еще находился у Эленда за спиной и мог в любой момент нанести удар. Вин была слишком далеко, чтобы помочь.
Зато совсем рядом были враги – на склоне холма, всего в нескольких футах от Эленда и его противника. В отчаянии Вин разожгла латунь и перехватила эмоции ближайшего к инквизитору монстра. И в тот момент, когда противник атаковал Эленда, ее колосс повернулся и своим клинообразным мечом ударил инквизитора по лицу.
Удар не отделил голову от тела – он ее полностью раздавил. Этого оказалось достаточно, потому что инквизитор без единого звука упал на землю и больше не двинулся.
По войску колоссов словно пробежала волна.
– Эленд! – закричала Вин. – Давай!
Император отвернулся от умирающего инквизитора, и она увидела на лице мужа сосредоточенное выражение. Когда-то Вин довелось поглядеть на Вседержителя, который подчинил себе целую площадь народа при помощи эмоциональной алломантии. Он был сильнее, чем она, и даже намного сильнее Кельсера.
Вин не могла видеть, как Эленд поджигает сначала латунь, а потом дюралюминий, но она это почувствовала. Почувствовала, как волна его силы, которой подчинились тысячи колоссов, давит и на ее собственные эмоции. Битва прекратилась. Поодаль Вин увидела потрепанные остатки крестьянской армии Эленда – измученные, окруженные мертвыми телами. Пеплопад продолжался. В последнее время он почти не останавливался.
Колоссы сложили оружие. Эленд победил.
Думаю, именно это и произошло с Рашеком. Он перестарался. Попытался выжечь туман, передвинув планету слишком близко к солнцу, и мир стал чересчур жарким, чтобы люди могли в нем выжить.
С задачей Рашек справился при помощи Пепельных гор. Ему стало ясно, что перемещать планету туда-сюда следует с изрядной осторожностью, и потому поступил иначе: вызвал извержение вулканов, из-за которого воздух наполнился пеплом и дымом. Щит из пепла уберег планету от излишков солнечного тепла, а само солнце из-за него сделалось красным.
4
Сэйзед, верховный посол Новой империи, изучал лежавший перед ним лист бумаги:
«Догматы канзи. О красоте, бренности, важности смерти и предназначении человеческого тела, несущего частицу божественной целостности».
Эти слова террисиец собственной рукой скопировал из одной из своих ферухимических метапамятей, где хранились тысячи и тысячи книг. Под заголовком мелким почерком были изложены основные принципы религии народа канзи. Написанное занимало бо́льшую часть листа.
Откинувшись на спинку кресла, Сэйзед в очередной раз перечитывал свои заметки. В догматы этой религии он вникал вот уже целый день и теперь хотел окончательно с ней определиться. Еще до начала работы хранитель многое знал о верованиях канзи, потому что изучал ее – вместе с другими религиями, существовавшими до Вознесения, – бо́льшую часть своей жизни. Религии были его страстью, целью всех его изысканий.
А потом настал день, когда Сэйзед понял, что подобные знания бессмысленны.
«Религия канзи противоречит сама себе, – записал он на полях, наконец-то приняв решение. – Она утверждает, что все живые существа являются частями „божественной целостности“, и подразумевает, что каждое тело представляет собой шедевр, созданный духом, который хочет жить в этом мире.
Однако один из канонов той же конфессии гласит, что зло всегда будет наказано ущербным телом».
Сэйзед считал это отвратительным. Рожденные с физическим или душевным недостатком заслуживали сочувствия и, быть может, жалости, но не презрения. Кроме того, какую же из идей данной религии следовало считать истинной? Что духи вольны были выбирать и создавать себе тела или что тела им доставались в наказание? А как быть с наследственным влиянием на характер или внешность ребенка?